Тим Себастиан - Шпион под подозрением. Спасские ворота

Войдя в тупик, Анастасия посмотрела на окна второго этажа. Она увидела в них не одно, а целых шесть или семь лиц, и замедлила шаг, сообразив, что жильцы не станут глазеть в окна просто так. Они знали: что-то готовится. Анастасия остановилась. Какая-то старая женщина в окне третьего этажа быстро помахала пальцем из стороны в сторону. Поняв, что черные машины госбезопасности стоят где-то рядом, Анастасия торопливо потянула своих спутников назад. Она не произнесла ни слова: обо всем сказали ее глаза. Все трое поспешно повернули за угол и направились к станции метро. Они уже сбегали по ступеням, когда послышалось завывание сирен.

Капитан Беляева не была отличницей в школе, не блистала способностями ни на одном поприще, но когда беда глядела в глаза, она называла вещи своими именами. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы распознать несчастье.

Прибытие особой воинской части, ее размещение в складских помещениях, незапланированные взлеты и посадки, новые приказы и новые инструкции персоналу базы вызвали у нее тревогу: Виталий в опасности.

Раньше для Беляевой, как для многих других, не было ничего важнее карьеры, делавшейся посредством различных тайных ухищрений, но при сохранении лояльности самому прогрессивному в мире социалистическому государству. Обмен услугами и информацией, взятки, ночь с нужным человеком — таков коммунистический путь к успеху, испытанный способ обойти бюрократического монстра, который всегда смотрит на твое поведение сквозь пальцы, если ты знаешь, где его почесать. Услуга за услугу — это правило игры Беляева хорошо усвоила.

Но с Виталием все было иначе. Конечно, он задирал нос — летчики, они такие. Бросать вызов природе, летая на сумасшедших скоростях на высоте пятнадцати километров, можно только веря в себя, в свои силы. Но в глубине души он оставался мальчишкой. Наедине с ней он вел себя самозабвенно и нежно. Им владела не животная страсть, не стремление любой ценой обладать ее телом; Виталий был с ней внимательным, был влюбленным. И она не могла не ответить взаимностью.

На десятые сутки свинцово-серого и ветреного арктического дня Валя Беляева пришла к выводу, что наступила ее очередь позаботиться о Виталии.

Она зашла на командный пункт, чтобы уточнить время его прилета, и специально задержалась: диспетчеры как раз выводили самолет на посадку. Виталий действовал исключительно четко. Настоящий профессионал, мастер своего дела!

Она пока не знала, что собирается предпринять. Ее задумка еще не успела оформиться окончательно. Последнее время Виталия обычно сажали на дальнем, северном конце аэродрома. Его самолет быстро заправляли; как правило, там же, на месте, уточнялись различные технические детали. Редко-редко ему удавалось зайти в столовую поесть или выпить чашку кофе. Она иногда видела, как, выйдя из кабины самолета, он разминает ноги или пьет чай из термоса. Странно: каждый день летать из одного пункта в другой без всякой видимой причины! Из России в Россию и обратно.

Беляева сходила к себе в комнату и достала из шкафа меховую куртку. По привычке глянула на себя в зеркало, поправила прическу и, удивленная, замерла.

Сколько времени он стоял в дверном проеме? Командир базы смотрел на нее с особенным интересом. Взгляд полковника медленно скользнул с ее лица вниз.

— Собираетесь на прогулку? — спросил он, натянуто улыбаясь.

Беляева проскочила мимо него в коридор. Раньше она, быть может, и позволила бы ему остаться: хорошее отношение начальства и увольнительные не помешают. «Но когда-то надо и остановиться», — подумала она.

В России за чужое расположение всегда приходится чем-то платить. В итоге для себя ничего не остается.

Анастасия действовала автоматически, не размышляя. Бывают ситуации, когда не задаешься вопросами, не терзаешься колебаниями. Если выход один, то не к чему рассуждать.

Она уверенно повела спутников к голубому поезду метро, идущему на запад. В лязгающем полупустом вагоне проехали станции «Киевская», «Фили» и «Пионерская». Анастасия повторяла про себя их названия и считала минуты до конечной. Дальше пешком, хорошо знакомой дорогой: в этом районе когда-то, перед очередным замужеством и отъездом в Ленинград, жила ее мать. Анастасия припомнила их дальние прогулки и долгие разговоры. Вот так вот, ты торопишься, ты бежишь, а мысли бродят бесцельно, цепляются за прошлое.

Все трое молчали. Маркус и фотограф полностью полагались на нее, верили, что она ведет их в безопасное место. Это был ее город, и выбор пути оставался за ней.

Они вышли на «Кунцевской», миновали крестьян, продающих прямо на улице свой товар: редиску, картофель, букеты увядших цветов. Женщины-торговки тупо смотрели перед собой, замкнутые, отрешенные. «Интересно, о чем они думают? — спросила себя Анастасия. — В каком возрасте приходит конец душевной гармонии человека?»

Вблизи серого дома опять проснулись страх и смутное предчувствие беды — мозг посылал сигнал, которым не следовало пренебрегать. Они едва поместились в кабине лифта, прижимаясь друг к другу, понимая, что дороги назад уже нет. С каждого этажа доносились какие-то звуки: детский плач, стук молотка, обрывки радиопередач, что-то похожее на барабанную дробь. В районах новостроек никогда не бывает тихо.

Лифт остановился на последнем этаже. На площадке Анастасия оглянулась по сторонам, вспоминая номер квартиры.

— Подождите здесь!

Она быстро подошла к одной из дверей и постучала. Ответили почти сразу; голос женский, ни молодой, ни старый:

— Кто там?

— Я.

— Боже мой!

Дверь отворилась, на пороге возникла бесцветная, понурая личность, весь вид которой говорил, что худшие ее опасения сбылись.

— Извините, — сказала Анастасия, взяв женщину за руку.

— За что же извиняться?

— За это… — Она указала на Маркуса и молодого фотографа. — Другого выхода у нас просто нет. Мы вынуждены прибегнуть к вашей помощи.

— Вы и прошлый раз так говорили.

Облаченная в нейлоновый халат Нина Алексеевна расправила плечи и тяжело вздохнула, не сходя с порога.

— Ну раз уж вы хотите сделать из меня шпионку или террористку, или Бог знает кого еще, то лучше входите поскорей… И как это вы вспомнили мой адрес?..

Спустя полчаса она по-прежнему сокрушалась.

— Да как же я могу их приютить? Об этом непременно узнают! — Нина Алексеевна закатила глаза. — Старик-лифтер ко мне неравнодушен. Глаз не сводит, подмечает каждую мелочь. Да и вообще, сами знаете, как в таких домах: всем до всего есть дело — ничего не скроешь! Соседи подумают, что я женщина легкого поведения и веду аморальный образ жизни. Двое мужчин у меня в квартире! Да и одного много! — Она перевела дыхание. — И где они будут спать?