Юлия Врубель - Волшебник Летнего сада

Не прошло и нескольких часов после беседы с приставом, как бедолага-полицмейстер был вновь затребован в присутствие к Кокошкину, где его ожидало следующее.

Не успел прибывший полицмейстер переступить дверь кабинета, как генерал Кокошкин жестом, без лишних слов велел ему присесть, после чего уставился на подчинённого странным, изучающим взглядом. Не было нахмуренных бровей, не было и хитрого прищура, – ничего, что выдавало бы неудовольствия начальника. Был только долгий испытующий взгляд, под которым подавленный Лирних не знал, что и думать.

Да и сам обер-полицмейстер Сергей Александрович Кокошкин о чём ему думать, толком и не знал. Поскольку незадолго до этого с ним приключилось вот что.

Сначала дежурный чиновник доложил Его Превосходительству о том, что в приёмную явился великий князь и просит немедленной аудиенции. Кокошкин встал и, предполагая цель визита, приготовился к худшему. Увы, на письмо великой княгини Елены Павловны он ещё не ответил, так как подробного отчёта от Лирниха пока не получил.

Затем в распахнутые двери кабинета вошёл его высочество в полном мундире с орденскими звёздами и треугольной шляпе с чёрным султаном, притом ссутулясь более обычного и с неестественно бледным лицом. Кивком поприветствовав Кокошкина, он сел, не дожидаясь приглашения. Сергей Александрович нерешительно опустился в своё кресло и, упреждая вопрос, приступил было уже к объяснению.

Высокий посетитель перебил его через минуту.

– Генерал, погодите. Пожалуй, здесь не вам, а мне придётся объясняться. Но если бы не обстоятельства, я бы давно к вам пришёл.

Генерал Кокошкин был незаурядной личностью при многих выдающихся достоинствах. Но, пожалуй, более всего Сергея Александровича характеризовало безукоризненное чувство такта. Он точно знал, где вставить реплику, где промолчать. И выбрал второй вариант. Кокошкин молча ждал с бесстрастным выражением лица.

– Подозреваю, что я стал свидетелем на месте первого детоубийства, – медленно произнёс великий князь. И продолжил твёрдо: – Той ночью я был в Летнем саду.

Обер-полицмейстер сцепил руки в жёсткий замок, но не издал ни звука. А его посетитель, отведя глаза, неспешно, стараясь не пропустить существенного, поведал, как ночью был вынужден переждать дождь в открытом павильоне Сада. Как в дверях павильона увидел маленькую девочку.

– Девочка протянула мне руку, а я ответил тем же, не подумав. И вроде как ухватил её пальцы. Да только она сразу вывернулась и сбежала. Больше я эту девочку не видел. Дождь стал потише, и я отправился домой. – Он поднял глаза. – В саду и рядом с ним мне ни одной живой души не встретилось.

Михаил Павлович помолчал немного, затем, вздохнув, продолжил:

– После той ночи я сделался больным надолго… Да там самою собою и забылось. А как узнал о преступлениях, так сразу и вспомнил всё.

Кокошкин счёл возможным вставить слово:

– Не исключено и то, что вы, ваше высочество, единственно по причине болезни поверили в то, чего на деле и не видели.

Михаил Павлович смерил его тяжёлым, обречённым взглядом.

– Когда бы так… А вот на это что вы скажите?

И выложил на стол обер-полицмейстера детскую перчатку.

Сергей Александрович не стал расцеплять руки. Он посмотрел на вещь всё с тем же безучастным выражением лица. Затем ответил:

– Скажу, что полицейское расследование ведётся тщательно и добросовестно. Скажу, что благодарен вам, ваше высочество, за помощь и за ценное свидетельство. О результатах следствия буду докладывать и князю Эссену и лично вам.

Михаил Павлович поднялся и направился к выходу, только потом, уже на пороге, опомнился и обернулся, чтобы попрощаться…

После отъезда великого князя обер-полицмейстер убрал перчатку в ящик рабочего стола и сразу послал за бароном фон Лирнихом.

И вот, полицмейстер фон Лирних сидел и томился под взглядом начальника, прижавши к коленям навроде щита папку с отчётом Игнатьева. Однако робости не выдал и глаз малодушно не отвёл.

А Сергей Александрович тем временем привёл в порядок мысли и прервал-таки молчание.

– Сперва, Антон Матвеевич, – обратился он к полицмейстеру, – приготовьтесь внимательно слушать меня, затем я выслушаю ваши соображения, а после мы совместно обсудим суть происходящего и всю эту историю.

Затем он встал из-за стола, сложил на груди руки и, прохаживаясь по кабинету, подробно рассказал о визите великого князя. После уселся на место и спросил напрямую растерянного Лирниха:

– Не кажется ли вам, что это провокация?

– То есть? – не понял тот.

– Да то и есть – проверка работы полицейского управления по высочайшему указанию и поручению государя. При непосредственном участии великого князя. Дабы выявить сокрытие улик, подтасовку данных, недобросовестность полиции – и, как следствие, отправить в отставку столичное начальство? Какие ваши соображения по этому поводу? Излагайте.

Полицмейстер погладил рукой игнатьевскую папку и переспросил:

– Простите, Сергей Александрович, недопонял. Как же такое может быть?

Кокошкин с досадой поморщился.

– Не поняли, тогда давайте рассуждать… Имеем следующее. В близких к императору кругах узнали про нераскрытое и, согласитесь, скандальное дело.

Лирних согласно кивнул и добавил:

– Не спорю. Учитывая место преступлений рядом с великокняжеским дворцом и возраст жертв. А к этому ещё прибавить личную заинтересованность великой княгини.

– Вот именно, – подхватил Кокошкин. – Да притом полиция помалкивает и, как можно думать, никаких серьёзных действий не предпринимает.

Антон Матвеевич стал подниматься со стула, демонстрируя несогласие и даже протест.

Обер-полицмейстер вернул его на прежнюю позицию.

– Я же сказал – «как можно думать». А дальше… Не секрет, что в придворном окружении достаточно моих завистников и недоброжелателей. Двор – это артиллерийский взвод из карьеристов-интриганов. У каждого из них есть цель для выстрела. К примеру, я. Вы и не представляете, сколько охотников сместить меня с должности. Почему бы не использовать эту историю, как повод.

Фон Лирних уклончиво пожал плечами.

Кокошкин, немного успокоившись, продолжил:

– Дальше. Нас ставят в крайне неловкое и щекотливое положение. Имея целью выявить – каким образом в полиции скрывают сведения и уничтожают улики.

Он вытащил из ящика стола перчатку.

– И как, к примеру, мы поступим с этим.

Антон Матвеевич позволил себе небольшую паузу, затем снова пожал плечами и ответил осторожно:

– Как мы поступим с этим – я не знаю. Но полагаю – так, как и с другой уликой, говоря деликатно, подобного рода.

Обер-полицмейстер даже вздрогнул, но быстро взял себя в руки.