Ирина Потанина - Труп из Первой столицы

— Мда, — произнес молчавший все это время Морской и, демонстративно зайдя в подъезд, принялся спускаться по ступенькам к подвалу. — Я вас, душа моя, предупреждал, что этим все закончится, — сказал он, галантно подавая руку поспешившей следом Ирине, и тут же переключился на Колю: — Отпирайте свою клетку, не тяните!

Явно нервничая и не особо замечая семенящую следом жену, Коля выскочил на спуск 12 Ноября, именуемый в народе Бурсацким спуском. Когда он запирал дверь клетки, то еще держал себя в руках, сохраняя суровую хладнокровность. Но закрывал подвал уже дрожащими руками, никак не попадая ключом в замок.

— «В мутной передней долго не влезет сломанная дрожью рука в рукав», — нечаянно зашептала Света пришедшую на ум цитату из так часто вспоминаемого нынче всеми Маяковского.

— Хоть ты не начинай! — взмолился Коля и злобно хлопнул подъездной дверью. Но в игру включился: — Скорее уж: «Людям страшно — у меня изо рта шевелит ногами непрожеванный крик».

Тут Николаю вспомнилось, как когда-то точно так же он беседовал цитатами из любимых стихов с Ириной и Морским. Как ощущал в ней единомышленницу, а в нем — и друга, и наставника… Как открывал дрожащими руками книгу Сосюры, у которого Морской для Коли взял автограф. Как слушал милые и очень дельные советы о том, что подарить Свете на день рождения… И вот…

Света поняла, о чем он думает, осторожно потянула за рукав, мол, нужно поговорить.

— Не сейчас! — Коля никак не мог успокоиться. Даже папиросы не помогали. И вдруг!

Прямо на аллее Бурсацкого спуска, окруженная удивленными горожанами, стояла самая настоящая тележка «Главхолода». Такие появились в городе с начала лета и представляли цеха по изготовлению мороженого, торгуя шоколадными и сливочными брикетами с написанными на обертке именами. За тележкой обязательно стояла расторопная, но строгая гражданка в летах. Если ты ей нравился, могла по заказу поискать мороженое с нужным именем. Если нет — могла обругать и вовсе ничего не продать. Все они — и тележки, и гражданки, и мороженое — появлялись и исчезали в совершенно неожиданных местах центра. Встретить их считалось большой удачей. И вот теперь, явно сигнализируя, что нельзя впадать в уныние, тележка «Главхолода» стояла возле Светы с Колей.

— Девушка! — благодаря мощному росту и голосу Николай легко пробирался сквозь любую толпу. — Нам два! Света и Коля! — Он улыбнулся, протягивая деньги поверх чьих-то голов.

Продавщица долго перебирала брикеты и, как раз, когда Света уже решила, что ничего не получится, вытащила два аккуратненьких прямоугольника в светлой упаковке с блестящими от мелких льдинок краями. И надписи были нужные — «Света» и «Коля»! Нашлись сразу оба имени, чего раньше отродясь не бывало.

— Значит, мир? — сказала Света, с аппетитом поглощая неожиданное лакомство.

— Выходит, так, — согласился Коля, подумав, что ведь на самом деле жена у него молодец. Много сделала для следствия. Искупила вину, можно сказать… — И не смотри на меня таким обеззараживающим взглядом, не поможет…

— Обезоруживающим? — осторожно переспросила Света, но улыбнулась, а значит, игру слов оценила и, конечно, вспомнила, что муж не просто служака какой-то, а человек чувствующий и ищущий…

— Именно, что обеззараживающим! — хмыкнул Коля, явно подлизываясь. — То я весь злобой полыхал, прям будто болен был, а ты глянула, и все прошло.

— Ну, если мир, то ты должен меня слушать, — испортила всю романтику Света. — Нужно купить еще два брикета — «Ирина» и «Владимир». Иначе нельзя! Нам обязательно нужно их отпустить и помириться с ними.

Коля тяжело вздохнул и снова помрачнел.

— Они преступники, Светик, — проговорил он с таким трудом, словно жевал не мягкую сливочную сладость, а смолу, склеивающую зубы… — И может, даже убийцы.

— Не может! — твердо поправила Света. — Ты сам это прекрасно понимаешь. Морской ведь не дурак! Он понимал прекрасно, что случись что с Миленой в дороге, это вызовет излишнее внимание к ее персоне и шумиху. Что будет расследование. Что первым под подозрение всегда попадает муж, тем более бывший. Смерть Милены — самое худшее, что могло произойти с их планом. Зачем ему так самому себе вредить?

— А вдруг все же дурак? — не унимался Коля. — Да разве не дурак придумал бы всю эту ерунду с заменой Ирины на Милену и обратно? Какой нормальный человек способен на такое?

— Они пообещали у смертного одра Ма, — Света поняла, что неплохо бы обменяться узнанными порознь фактами. — Ирине нужно было к матери. Морскому ничего не оставалось, кроме как помогать…

— А врать тогда зачем? Чего бы сразу честно не признаться? Хотя бы нам. Мы вроде бы друзья. Когда-то были. То есть я так думал.

— Он не признавался, чтобы не подвести Ирину. Она — чтобы не подвести его. Оба думали, что все как-то обойдется. Что можно будет выйти на след убийцы, не раскрывая всех подробностей про изначальный план. Это, конечно, лишь мои догадки, но в пользу этой версии есть много аргументов. Скажи, пожалуйста, зачем бы иначе Морской послал меня к деду Хаиму? Ведь он буквально вынудил меня к нему пойти, забыв про синагогу. Он сделал все, чтобы я узнала историю Милены. — Света заметила, что мороженое Коли уже закончилось, и разрешила откусить кусочек от своего. — И с мадам Бувье все тоже несколько запутано. Как член преступной банды, она могла ничего не рассказывать о том, что Милена куда-то отлучалась по ночам. Но ведь взяла и все подробно рассказала!

— Они с Морским и Ириной не в ладах, — вспомнил Коля. — Действуют сообща только потому что изначально договорились. Может, она нарочно хотела вывести Морского на чистую воду.

— Тогда бы рассказала о его участии в деле. Но нет! Она сказала ровно столько, чтобы расследование не стояло на месте, и при этом, чтобы не выдать участие в деле Ирины и Морского. Наверняка ее так проинструктировала Ирина, когда забегала утром после убийства и чуть не пересеклась со мной.

— Ну даже если убивали не они — они виновны в том, что собирались сделать. Я не могу их взять и отпустить.

— Но можешь дать им шанс найти убийцу и отбиться хотя бы от одного обвинения! И еще момент: они ведь оба, хотя могли бежать или сопротивляться, спокойно шли на наш Бурсацкий спуск. Убийца добровольно никогда б не сдался!

— И кстати! — тут и Колю осенило. — Чтобы никто в поезде не слышал выстрела, убийство могло произойти только в один момент — в ту минуту, когда поезд тронулся. Это же еще товарищ Журба нам растолковал! Как я такой важный момент позабыл-то? Шум поезда, оркестр с тарелками, гудок паровоза… Все это совпало и заглушило выстрел. Ни раньше и ни позже условий для стрельбы не было. Даже через подушку хлопок был бы довольно громким, а стреляли в упор. Но когда поезд тронулся, Морской уже стоял на перроне.