Кэролайн Грэм - Смерть лицедея

— Но ты ведь не считаешь Эверардов слабыми, да, Нико? — спросил Тим.

— Ну… да… а ты?

— Отнюдь нет.

— Я бы еще понял, если бы он сам хотел от них избавиться, — продолжал Николас, — от этих грязных мелких паразитов. Но не наоборот. Я склоняюсь в пользу Китти.

— А как насчет Гарольда? — поинтересовался Эйвери.

— Разумеется, как и все остальные, я бы только порадовался, если бы преступником оказался Гарольд. За исключением того, что у Гарольда не было ни мотива, ни возможности совершить преступление, я считаю его идеальным кандидатом. — Николас проглотил последнюю ложку. — Этот суп твое лучшее творение, Эйвери.

— Но больше никакой добавки! — воскликнул тот, убирая пустую посуду. — А то не останется места для других вкусностей.

Он вылил соус, пахнущий маслом и арахисом, в соусницу и вынул из духовки неглубокие китайские чаши. Ему нравилось ими пользоваться. На донышке у них были нарисованы лохматые красно-коричневые хризантемы, а на внутренней стенке — маленькие сине-зеленые человечки, обведенные золотом, среди крошечных деревьев и коротеньких, резко изогнутых белых ручейков. Эйвери нравилось, как вся эта причудливая роспись сначала исчезала под едой, а потом постепенно появлялась. На всей кухне это были единственные предметы, которые никогда не бывали в посудомоечной машине, он мыл их собственноручно. Тим купил их во время отпуска в Рэдрете и подарил Эйвери на годовщину знакомства, что делало эти мисочки вдвойне ценными. Эйвери, суетясь вокруг стола, расставил чаши с тонкими ломтиками свинины перед своими сотрапезниками.

— Надеюсь, ты не слишком забегался, — сказал Тим.

А Николас принюхался и пробормотал:

— Мм… Какой запах.

Эйвери на мгновение склонил голову, скорее от сознания хорошо сделанного дела, нежели в благодарность за полученную похвалу, и все трое принялись за еду. Эйвери передал Николасу соус, высоко подняв его над горящими свечами.

— Не надо поднимать его так высоко, — заметил Тим. — Это не тело Христово.

«Тиньянелло» откупорили и разлили по бокалам, и Тим провозгласил:

— За Николаса. И Центральную школу.

— Поздравляю. — Эйвери выпил за здоровье Николаса, который усмехнулся слегка неловко. — И не забывай — мы первыми в тебя поверили.

— Не забуду. — Николас улыбнулся немного пьяной улыбкой. — Я очень благодарен за все. За комнату… за вашу дружбу… за все…

— Не благодари, — отмахнулся Тим. — Просто присылай нам билеты на все свои премьеры в первый ряд бельэтажа.

— Стало быть, вы думаете… боги вознаградят меня, вняв моим молитвам?

Натужная попытка пошутить удалась лишь частично. Голос Николаса задрожал.

— Нико, ты такой наивный, — улыбнулся Тим. — Боги внимают нашим молитвам, когда хотят наказать.

— О нет, у тебя сегодня опять вечер отвращения ко всему миру, да? Я этого не выдержу.

Эйвери говорил несерьезно, являя собой олицетворенное удовольствие. Его лицо сияло, а маленькие голубые глазки сверкали. Он понемногу расслабился. Целый день он осторожничал, потому что сегодняшний гороскоп, хотя в целом был вполне благоприятным, завершался предупреждением: «Однако могут происходить трения с домашними». Но, читая предсказания на следующий день, Эйвери рассудил, что к полдесятого вечера любой приличный ворон, следящий за исполнением дурных предзнаменований, давно устроился в гнезде на ночлег.

— Все хорошо? — спросил он с притворным беспокойством.

— Дружочек мой, все совершенно чудесно.

Тим протянул руку, и его тонкие эль-грековские пальцы слегка коснулись руки Эйвери. Лицо Эйвери вспыхнуло от безграничного удовольствия, а сердце заколотилось. Тим никогда не выражал свою нежность и не прикасался к нему в присутствии других людей, но Эйвери понимал, что должен вести себя благопристойно. Конечно, рядом только Нико, но все-таки…

Эйвери медленно и глубоко вдохнул, ощутив пряный запах мяса, нежное благоухание жасмина в скрепленной обручами корзинке, аромат вина и чуть едкий свечной дым не просто носовыми мембранами, но всеми внутренностями, как будто все эти запахи проникли ему в кровь и медленно распространялись по телу. Он отломил и закинул себе в рот кусочек хлеба, который на вкус был подобен манне небесной.

Зазвонил телефон. Все трое тяжело вздохнули. Эйвери, сидевший к аппарату ближе всех, отодвинул стул и, прихватив свой бокал, пошел снимать трубку.

— Алло? А, привет, дорогая.

— Кто это? — беззвучно спросил Тим одними губами.

Эйвери нажал кнопку отключения звука.

— Злая ведьма Востока [88] Персонаж сказочной повести Лаймена Фрэнка Баума «Волшебник из страны Оз» (1900). .

— Мои соболезнования.

— Сердечный привет от Тима, Роза.

— И от меня.

— И от Николаса. У нас был совершенно божественный… А, хорошо. Я ничего не скажу. Не нужно грубости. Без вступительных любезностей не обойтись, мы же не дикари… Лучше вообще помалкивать, если на то пошло. — Он снова нажал кнопку. — Несносная старая карга.

Тим и Николас переглянулись. У Тима был вид человека, покорившегося судьбе, у Николаса — язвительный и отчасти высокомерный. Еще совсем недавно за ним такого не водилось. Оба они переключили внимание на Эйвери, на лице которого отражалось неприкрытое алчное любопытство. Его мягкие губы, живописно окрашенные коричневым соусом, изумленно вытянулись вперед.

— …дорогая моя! — восклицал он. — Но разве мы всегда этого не говорили? Ну, я всегда говорил… Ты уверена?.. Ладно, потом разберемся… Я-то конечно… и ты держи меня в курсе.

Он повесил трубку, сделал глоток вина, поспешил обратно к столу и победоносно взглянул на Тима и Николаса.

— Никогда не догадаетесь.

— Если и есть в нашем языке три самых раздражающих слова, — сказал Тим, — то я их только что услышал.

— Ну давай, — невнятно произнес Николас. — Что она сказала?

— Полиция арестовала Дэвида Смая.

Эйвери сел, более чем удовлетворенный эффектом, который произвело его сообщение. Николас по-дурацки разинул рот. Матовое лицо Тима, в отблесках свечей отливавшее золотом, побледнело.

— Откуда она знает? — спросил он.

— Сама видела. Когда она шла в библиотеку, к отделению подрулила полицейская машина, и двое легавых провели его вовнутрь.

— У него на голове было намотано одеяло?

— Что ты мелешь, Николас? Каким образом она узнала бы Дэвида, если бы у него на голове было намотано одеяло?

— Они так делают, — упрямо настаивал на своем Николас. — Если человек виновен.

— И правда. Я иногда думаю, что твой мозг — хороший экспонат для музея медицинских загадок.

— Оставь парня в покое, — голос Тима обдал холодом еще недавно такую веселую компанию. — Он слишком много выпил.

— Это верно. Извиняюсь.