Роберт Гэлбрейт - Дурная кровь

– Ты так считаешь? – Страйк потер усталые глаза.

– Да, поскольку – взгляни – затем он начинает разглагольствовать о том, что Дева – а это знак Дороти в обеих системах – мелочна и себе на уме: это подтверждает наши сведения о Дороти. А еще, – продолжала Робин, – я проверила даты рождения – и угадай, что получается? Согласно и традиционной системе, и системе Шмидта, мать Дороти была Скорпионом.

– Боже правый, сколько еще Скорпионов мы найдем на свою голову?

– Понимаю твои чувства, – невозмутимо сказала Робин, – но я читала, что под знаком Скорпиона происходит много рождений. Вот что важно: Карл Оукден родился шестого апреля. Это значит, что по традиционной системе он – Овен, а по системе Шмидта – Рыбы.

Последовала пауза.

– Сколько лет было Оукдену, когда его бабка упала с лестницы? – уточнил Страйк.

– Четырнадцать, – ответила Робин.

Страйк вновь отвернулся, чтобы выдохнуть дым в окно.

– Считаешь, это он бабку столкнул, да?

– Быть может, непреднамеренно, – ответила Робин. – Не исключено, что он протискивался мимо нее, а она потеряла равновесие.

– «Водолей винил Рыб за Скорпиона». Нужна дьявольская смелость, чтобы обвинить малолетку в…

– Может быть, она вовсе и не требовала у него ответа. Это мог заподозрить, а то и нафантазировать сам Тэлбот. Так или иначе…

– …это наводит на определенные мысли, угу. Это наводит на мысли… – Страйк застонал. – Придется все-таки опрашивать этого гнуса Оукдена, да? Проблемная группка – Бреннер, Оукдены… Снаружи обходительность…

– …яд внутри. Помнишь? Так Уна Кеннеди отзывалась о Дороти.

Детективы немного посидели молча, наблюдая за входом в дом Элинор Дин, но дверь оставалась закрытой, а в неосвещенном саду царили тишина и неподвижность.

– Как по-твоему, – спросила Робин, – сколько убийств остаются незамеченными и безнаказанными?

– Подсказку дает сам вопрос, верно? «Незамеченные» – это те, о которых невозможно узнать. Но да, эти бесшумные домашние смерти заставляют призадуматься. Беззащитные люди становятся жертвами своих родных, а окружающие думают, что их сгубили болезни…

– …или что смерть стала для них избавлением, – предположила Робин.

– Бывает, что смерть действительно становится избавлением, – сказал Страйк.

И эти слова навеяли обоим кошмарные видения. Страйку вспомнился труп сержанта Гэри Топли, лежащий с широко раскрытыми глазами в афганской пыли: у него оторвало всю нижнюю часть туловища. Этот образ вновь и вновь посещал Страйка во сне, а порой Гэри даже заговаривал с ним из дорожной пыли. После пробуждения Страйк мог утешаться лишь тем, что сознание Гэри отключилось мгновенно, а широко распахнутые глаза на удивленном лице говорили: смерть забрала его раньше, чем мозг взорвался от ужаса или агонии.

А в сознании Робин возникала картина того, чего, возможно, никогда и не было. Ей представлялась Марго Бамборо: прикованная к батарее парового отопления («я охаживаю хлыстом ее физиономию и груди»), она умоляет сохранить ей жизнь («до смешного прозрачная стратегия») и подвергается пыткам («поднять мое чудовище до экстаза боли: тогда оно понимало, что еще живо, и с трепетом замирало на краю пропасти, умоляя, вопя, взывая о пощаде»).

– А знаешь что? – заговорила Робин, пытаясь развеять этот мысленный образ. – Я бы дорого дала, чтобы найти фото Мод – матери Дороти.

– Зачем?

– Для подтверждения, потому что… кажется, я тебе не говорила, но взгляни…

Она пролистала тетрадь назад, до страницы, покрытой знаками, связанными с водой. Под изображением Скорпиона мелким почерком было написано: «МУШКА (Адамс)».

– Это еще что, новый знак зодиака? – удивился Страйк. – Мушка?

– Нет, – улыбнулась Робин. – Тэлбот ссылается на слова астролога Эванджелины Адамс о том, что у истинного Скорпиона зачастую имеется выпуклая родинка или мушка. Я читала ее книгу – купила у букиниста.

Опять повисла пауза.

– Что? – встрепенулся Страйк, заметив выжидательный взгляд Робин.

– Жду твоих насмешек.

– У меня давно пропала охота насмешничать, – сказал Страйк. – Ты хоть понимаешь, что примерно через три с половиной месяца мы должны завершить это дело?

– Понимаю, – вздохнула Робин. Она взяла мобильный, чтобы узнать время, и Страйк краем глаза увидел очередное сообщение от Морриса. – Слушай, у нас ведь сегодня еще встреча с сестрами Бейлисс. Может, расскажут что-нибудь путное… ты уверен, что мы с тобой должны опрашивать их вместе? Я бы и одна справилась. А вот ты после ночного бдения будешь засыпать на ходу.

– Высплюсь в поезде по дороге в Труро, – ответил Страйк. – Какие у тебя планы на Пасху?

– Никаких, – сказала Робин. – Мама хочет, чтобы я приехала домой, но…

Страйку оставалось только гадать, чем должна была закончиться эта фраза и нет ли у Робин тайной договоренности с кем-нибудь другим. Да хоть с тем же Моррисом.

– Клянусь, это мое последнее обращение к тетради Тэлбота, – сказала Робин, – но перед встречей с сестрами Бейлисс хочу кое-что отметить флажком.

– Ну, говори.

– Ты сам сказал, что в нем, судя по его записям, сидел расист.

– «Дьявол, черный призрак», – процитировал Страйк. – Да, похоже на то.

– И еще «Черная Луна, Лилит».

– И размышления, не ведьма ли она.

– Вот именно. Сдается мне, он всерьез ее запугивал, а возможно, и всю их семью, – сказала Робин. – Какими словами он клеймит Вильму: «неверная», «нечестная»… и… – Робин быстро пролистала тетрадь назад, до страницы с тремя рогатыми знаками, – «эта женщина – образ, который Венера приняла ныне, в Новом эоне… вооружена и воинственна».

– Радикальная ведьма-феминистка.

– От тебя звучит как комплимент, – отметила Робин, – но вряд ли Тэлбот подразумевал именно это.

– Думаешь, потому дочери и не соглашались на встречу?

– Все может быть, – ответила Робин. – Короче, по-моему, нам нужно… ну ты понимаешь… вести себя с ними максимально осторожно, не давить. И ни в коем случае не показывать, что мы Вильму в чем-то подозреваем, – ни в коем случае.

– О’кей, усвоил, – заверил ее Страйк.

– Ну ладно тогда, – со вздохом сказала Робин, убирая тетрадь в свою объемистую сумку. – Я пошла… ну чем же он там занимается, а? – вполголоса спросила она, глядя на дверь дома Элинор Дин.

– Барклай подозревает латексный фетиш.

– Это сколько же ему, с таким-то брюхом, потребуется талька, чтобы втиснуться в латексный комбинезон?

Страйк посмеялся.

– Ну давай, увидимся через… – Робин сверилась с мобильным, – через семь часов сорок пять минут.

– Приятных снов, – сказал Страйк.

Когда Робин удалялась от «БМВ», Страйк заметил, что она опять смотрит на экран телефона – не иначе как читает сообщения от Морриса. Он проследил, как она села в старенький «лендровер», включила зажигание этого танка, в три приема развернулась, на прощание подняла руку, проезжая мимо, и направилась обратно к Эрлз-Корт.