Роберт Гэлбрейт - Дурная кровь

– Оболгать чернокожего мужчину белой женщине раз плюнуть, – продолжала Иден, – хоть в семьдесят втором году, хоть когда. Ранее отец уже был судим за драку. Вот его и упекли на пять лет.

– Очевидно, для родных это было тяжелое испытание, – сказал Страйк, не глядя на Робин.

– Еще бы, – сказала Майя. – Очень тяжелое. А как нас травили в школе… вы же знаете, что такое детская жестокость.

– Почти все деньги в семью приносил отец, – добавила Поршия. – Один кормил пятерых, мама никакого образования не получила. До папиного ареста она училась, пыталась сдавать какие-то экзамены, развиваться. Пока отец зарабатывал, мы кое-как сводили концы с концами, но после его ареста перебивались с хлеба на воду.

– Наша мама и ее сестра вышли замуж за двух братьев, – подхватила Майя. – В общей сложности произвели на свет девять детей. Семьи наши были очень близки, но с арестом отца все переменилось. Пока тянулся процесс, мой дядя Маркус каждый день ходил в суд, а мама ни в какую, и дядя Маркус жутко на нее злился.

– Он же понимал: судья должен видеть, что за нашим отцом стоит семья, – резко сказала Иден. – Лично я на все заседания ходила. Школу прогуливала, а в суд ходила. Знала, что отец невиновен.

– Ну, ты у нас молодчина, – сказала Поршия без тени одобрения в голосе, – а вот маме почему-то не хотелось присутствовать на открытом судебном процессе и выслушивать признания мужа о том, сколько раз у них с подругой был секс…

– Девка была – шваль, – отрезала Иден.

– Грязная водица на пожаре сгодится, – сказала Поршия с барбадосским акцентом. – Он такую выбрал.

– В общем, – торопливо вступила Майя, – судья поверил женщине, и отца посадили. Мама к нему на свидания не ездила, нас с Поршией и братьями тоже не пускала.

– А я съездила, – вновь заговорила Иден. – Уломала дядю Маркуса взять меня с собой. Отец есть отец. Мама не имела права запрещать нам с ним видеться.

– Пожалуй, – продолжила Майя, не дав Поршии раскрыть рта. – Мама хотела оформить развод, но денег на адвоката у нее не было. И тогда доктор Бамборо свела ее с одной адвокатессой, феминисткой, которая на льготных условиях консультировала женщин, попавших в тяжелые жизненные обстоятельства. Когда дядя Маркус сказал отцу, что мама сумела найти себе адвоката, отец написал ей из тюрьмы – умолял ее отказаться от своих планов. Говорил, что обратился к Богу, что любит только ее, что получил хороший урок и хочет лишь одного – быть вместе со своей семьей. – Майя пригубила кофе. – Прошла примерно неделя, мама после ухода всех врачей делала уборку в кабинете у доктора Бамборо и кое-что заметила в корзине для бумаг.

Майя расстегнула сумочку, которую так и держала на коленях, и вытащила мятый бледно-голубой лист бумаги, который явно скомкали перед тем, как выбросить, причем давным-давно. Она протянула его Робин, которая разгладила листок на столе, чтобы Страйк тоже мог ознакомиться с содержанием записки.

Выцветший текст, написанный от руки, характерным образом совмещал строчные и прописные буквы.

ОТВАЛИ ОТ МОЕЙ БАБЫ СуЧКА ИЛИ БуДЕШЬ ДОЛГО И МуЧИТЕЛЬНО ГНИТЬ В АДу

Покосившись на Страйка, Робин увидела точное отражение своего собственного, едва скрываемого изумления. Детективы не успели и слова сказать, как мимо начала протискиваться стайка девушек, заставив Страйка придвинуться ближе к столу. Болтая и хихикая, компания рассаживалась за спинами Иден и Майи.

– Когда мама это прочла, – Майя понизила голос, чтобы не слышали посторонние, – она подумала, что доктору Бамборо угрожает наш отец. Причем не напрямую – тюремный цензор никогда бы не пропустил такое письмо: она заподозрила, что кто-то действовал по его поручению.

– Например, дядя Маркус, – язвительно вставила Иден, не расплетая рук. – Дядя Маркус, который был проповедником, хоть и без духовного сана, и за всю жизнь бранного слова не сказал.

– Мама взяла письмо, побежала с ним к дяде Маркусу и тете Кармен, – продолжала Майя, игнорируя вмешательство сестры, – и в лоб спросила Маркуса, не его ли это рук дело. Он отнекивался, но мама ему не поверила. И все из-за упоминания ада: Маркус был в те годы истовым проповедником…

– …и даже мысли не допускал, что мама действительно готова пойти на развод, – подхватила Поршия. – Он считал, что доктор Бамборо подначивает маму уйти от папы: понимаете, маме действительно потребовалось знакомство с белой женщиной, чтобы понять убожество своей жизни. А иначе она бы и дальше считала, что так и надо.

– Выйду покурить, о’кей? – сказала вдруг Иден, резко встала и пошла к дверям, стуча каблуками по деревянным половицам.

С ее уходом у обеих младших сестер как будто гора с плеч свалилась.

– Она была папиной любимицей, – вполголоса сообщила Майя Страйку и Робин, наблюдая через окно, как Иден достала пачку «Силк кат», тряхнула головой, чтобы отбросить волосы, и щелкнула зажигалкой. – Да и сама его крепко любила, бабника такого.

– А с мамой как раз не ладила, – добавила Поршия. – Скандалы у них такие бывали, что мертвого поднять могли.

– Если честно, – сказала Майя, – когда отец с матерью расстались, Иден больше всех переживала. Школу бросила в шестнадцать лет, дальше учиться не стала: нашла работу в «Маркс энд Спенсер», чтобы вносить в дом…

– Мама была против, – сказала Поршия, – но Иден сделала свой выбор. Теперь любит повторять, что пошла на жертвы ради нашей семьи, но это уж извините. Она только и ждала удобного случая, чтобы со школой распрощаться, потому что мама слишком давила на нее из-за оценок. Еще она любит говорить, что всем нам стала второй матерью, но я бы так не сказала. Мне другое запомнилось: как она лупила меня до полусмерти, если я только позволяла себе косо на нее посмотреть.

За окном Иден, стоя к ним спиной, затягивалась сигаретой.

– Дома был сущий кошмар, – с грустью сказала Майя. – С дядей Маркусом мама так и не помирилась, хотя Кармен – ее родная сестра.

– Давай-ка расскажем им сейчас, пока эта не встревает, – поторопила ее Поршия и, повернувшись к Страйку и Робин, сказала: – Тетя Кармен помогала маме с разводом – за спиной у дяди Маркуса.

– Каким же образом? – спросила Робин, когда мимо их столика проходил официант, направлявшийся к женской компании.

– Понимаете, когда адвокатесса, которую порекомендовала доктор Бамборо, назвала цену за свои услуги, хотя и на льготных условиях, мама поняла, что никогда таких денег не соберет, – продолжала Поршия.

– Приходит она домой вся в слезах, – подхватила Майя, – потому как собиралась оформить развод и поставить в этом деле точку, пока отец не освободился. А вернись он к нам – она бы так в ловушке и оставалась. Короче говоря, через пару дней доктор Бамборо ее спрашивает: как, мол, они столковались с адвокатессой, и мама призналась, что развод ей не по карману. Тогда, – Майя вздохнула, – доктор Бамборо предложила взять на себя все затраты, с тем чтобы мама потом отработала по нескольку часов в неделю уборкой дома в Хэме.