Вера Миносская - Хранители

Как показала практика — можно. Но сложно. Я первая отказалась от этой идеи, поскольку прыгать по ним не могла. Нога болела все сильнее. Вновь скинув кроссовки, я побрела по речушке босиком.

Вскоре радость покинула меня. Лодыжка от холодной воды немела и при этом каким-то образом все равно продолжала болеть. Правая нога, на которую приходился сейчас почти полный вес тела, устала и подгибалась. Плечи оттягивал рюкзак с мокрой одеждой. Возможно, это та самая карма, про которую говорят, что она есть, и сейчас я расплачивалась за жестокое обращение с Маркосом в дюнах.

С безнадегой взглянула вперед — метрах в трехстах стояла церквушка у скалы, знаменующей конец ущелья. Как все-таки относительны меры веса и расстояния! Что такое триста метров для меня в обычном состоянии, без перевязанной лодыжки? Сейчас же я тупо думала только о том, чтобы дойти. В виске билась еще какая-то противная мыслишка, но разбираться с ней не хватало сил.

Это была типичная критская церковь. Белая, с синим крестом над покатой крышей. С засовом на внешней стороне двери: хочешь войти — отодвинул, вышел — задвинул. Окон не было. Внутри — маленький иконостас, круглый подсвечник, наполненный песком, с воткнутыми в него потухшими свечами, небольшая коробка для огарков. Справа от входа — ящик с прорезью, для подаяний. Георгис прикрыл за нами дверь, оставшись снаружи.

— Посветите! — приказал Иван, и мы с Машей включили фонарики на телефонах.

Ваня отодвинул ящик. За ним в стене обнаружилась выемка, прикрытая кирпичом, а в ней — уже знакомый сверток: железный пенал, обернутый в полиэтиленовый пакет.

Выйдя на солнце, Ваня сел на камень рядом с церковной стеной. Мы обступили его полукругом.

В пенале лежал каменный крест со сточенными краями перекладин. И письмо, обернутое, как и предыдущее, в целлофан.

Чтобы было понятно Георгису, Иван негромко переводил на греческий:

«Здравствуй, дорогой мой Иван!

Пишу, сидя на камне меж рожковых деревьев перед входом в ущелье. Я здесь уже час, дабы удостовериться, что никто за мной не идет. Слышу только крики стервятников и стрекот цикад. Но, несмотря на солнечный день, чувствую, как тени сгущаются и окружают меня.

Здесь, на юге Крита, я видел многое, неподвластное человеческому разуму. Естественное переплетено со сверхъестественным на острове так же прочно, как правда и вымысел в его истории. В Евангелии Павел пишет, что мир и Бог непознаваемы. Но мы можем видеть Его проявления в мире. Иногда они кажутся непонятными, даже пугающими. Но бояться не надо. Поскольку самое главное Его проявление — любовь. Про это он говорил и ранее — в Первом послании к Корфинянам. Позволь, процитирую:

«Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, — то я ничто».

В своем Евангелии Павел развивает эту мысль. Любовь он считает универсальной, всеобъемлющей заповедью, в которую умещаются все остальные:

«Всегда руководствуйся любовью, и все будет сделано правильно», — пишет он.

Эти слова запомнились не только мне. Ты ведь в курсе, сколько на Крите Агиосов Павлосов? Так вот, неизвестный автор первого списка с Евангелия говорит, что так называли места, где проповедовал апостол или где его ученик, святой Тит, читал Евангелие от Павла. Тут, кстати, думаю, правы те историки, которые полагают, что Павел посетил Крит дважды. Все же в первый раз, когда его везли на суд в Рим, он вряд ли мог проповедовать на острове. А вот во время своего последнего, вольного, путешествия — вполне. Надеюсь, наша находка прольет свет на жизнь апостола.

Тебе же, Ваня, хочу сказать вот что: если ты таишь в себе гнев, прошу, смири его. Это неверный путь. Даже в малых делах он способен сбить с толку, в больших же приводит к непоправимому. Руководствуйся не раздражением, а любовью. По крайней мере попробуй научить этому свое сердце.

Что касается судьбы Евангелия и первого списка, то о них известно мало. Оригинал составлен на одном из диалектов древнегреческого. Создатель копии сообщает в постскриптуме, что Евангелие было подписано Павлом. И обозначено, что сотворено здесь, на Крите, но где именно — не указано. Писал ли при этом сам апостол или кто под его диктовку — тоже не известно. Переписчик говорит, что первым хранителем Евангелия был святой Тит — ученик Павла и первый епископ Крита. В Гортине, где был престол Тита, Евангелие изначально прятали от язычников, управлявших островом, — римлян. Первый список, как я уже сообщал, предположительно составлен накануне завоевания Крита арабами в VIII веке. Где скитались оригинал и копия после — не известно. Ясно только, что в Мони Одигитрию манускрипты попали из тайника, расположенного неподалеку от монастыря. Возможно, туда их перевезли непосредственно из Гортины, от нее до тайника всего двадцать с небольшим километров. Или, может, путь рукописей до тайника был куда извилистее и длиннее…

Знания о тайнике в горах Астерусии рядом с монастырем Мони Одигитрия много веков хранили монахи-отшельники, жившие в окрестных пещерах. Они-то и поведали одному из первых настоятелей Одигитрии о Евангелии.

Что ж, солнце поднимается, а мне предстоит пройти ущелье туда и обратно. Итак, рассказываю, где искать последние три письма.

Одно — в заброшенной деревне Арадена, прямо под порогом дома твоего прадеда. Тут мне даже не пришлось ничего придумывать: этот подкоп существовал в семье давно, что в нем только не прятали. В нем будет название места, где находятся рукописи.

Второе — в Аликианосе, в замке Да Молинов. В том самом, где турки устроили резню и где погиб Георгис Скордилис. Мы как-то ездили с тобой туда — места вокруг красивые. Помнишь, бродя по развалинам замка, ты еще подвернул ногу? Это место ты точно не забудешь. Я отметил его каменной пирамидкой. Там я оставил указание на то, где именно находится тайник с манускриптами. Третье письмо — у Костаса, что держит таверну в Рефимно (и который передал тебе ключи от архива). В нем сказано, как воспользоваться ключом, чтобы открыть тайник, и какой код набрать на контейнере. Признайся, ты не ожидал, что ключ имеет форму креста?

Возможно, тебе кажется, что я перемудрил с количеством писем. Однако опыт последних недель учит меня быть острожным. Особенно когда я вспоминаю роковую доверчивость отца-настоятеля… Ведь изначально он не сомневался, что Сандро собирается построить небольшой отель для паломников и на доход с него наполнять окружающие земли богоугодными заведениями. По словам Сандро, отец его много занимался благотворительностью. А сам он, насколько я понял, хорошо разбирается в юридических вопросах и прекрасно образован. Они с архимандритом часами могли обсуждать грядущие дела. К сожалению, самого Сандро я не видел. Лишь единожды он приезжал в монастырь — я тогда с братьями работал в поле. Остальные же их беседы проходили непосредственно на месте строительства предполагаемого отеля для паломников. Отец Тихон возвращался ввечеру с горящими воодушевлением глазами и подолом рясы, полным приставших колючек… Все эти встречи на морском берегу, где ему под шум ветра рисовали облик будущего чертога веры, необыкновенно окрыляли его.