Вера Миносская - Хранители

— Почему такие разнотолки с Павлом? — спросил Иван, хрустя огурцом.

— Потому что основной источник сведений о его жизни, — ответил Георгис, — это «Деяния святых апостолов». А там сказано только про одно посещение Крита апостолом — когда Павла везли на суд в Рим. Было это в конце осени. Судно бросило якорь в Кали Лименесе — бухте километрах в пятнадцати от Лендаса. Там до сих пор сохранилась пещера, в которой апостол пережидал непогоду. Но для зимовки Кали Лименес не годилась, поскольку не закрыта от зимних штормов. И капитан решил идти на юго-запад Крита, к гавани Финика, что в Сфакье. С этим не сложилось: ветер отбросил корабль в море, и в следующий раз им удалось причалить только к Мальте. Деяния заканчиваются рассказом о жизни Павла в Риме, до которого его в конечном итоге довезли. Но оправдал ли его Сенат или приговорил к казни — не сказано. Потому сведения о дальнейшей судьбе апостола собраны из других источников, в частности из его Посланий. В письме ваш дядя, Иван, цитирует одно из них. Учитывая их, исследователи и сходятся во мнении, что Сенат оправдал Павла и апостол побывал на Крите второй раз.

— Браво, Георгис! — захлопала в ладоши Маша.

Поблагодарив улыбкой златокудрого историка и предпринимателя, он заметил:

— Что люди хранят память о местах, где проповедовал апостол, тоже верно. В Сфакье есть пляж, называется берег Святого Павла. Древняя церковь на нем построена, говорят, как раз на месте проповеди апостола.

— Наш отель тоже стоит на одном из критских Агиосов Павлосов, — кивнул Ваня.

Закрутив крышку на термосе с чаем, я поднялась:

— Ребята, прошу прощения, но я — спать… Всем спокойной ночи!

В палатке накрылась ветровкой и, подсунув под голову отощавший рюкзак, уже готова была заснуть. Но пространство перед мысленным взором вдруг раздвинулось, зашумели волны, захлопал над головой мокрый парус. И словно с византийской иконы глянул на меня тонкий лик.

— Так ты апостол Павел, — пробормотала я.

Старец за столом, ну конечно! Образ его был знаком из цикла лекций по православной иконописи. И как я сразу не узнала того, чье имя носят бухта и дюны? Хотя сколько раз думала: возможно, именно святой покровитель вдохнул в них тот особенный свет, что не поддается расшифровке и проникает там в сердце. Тут же возник еще один вопрос, тревожный: следует ли расценивать ночное явление четырех как предзнаменование? Не хотелось бы. Я вспомнила корявое темное существо и поежилась, подтянув коленки к животу. Но, как ни крути, встреча с ними произошла накануне начала поисков Евангелия… От последующих вопросов самой себе меня избавил сон.

Проснулась я ночью. За стенками палатки подрагивало пламя костра и потрескивали поленья. Рядом со мной спал, закинув руки за голову, Иван. С другого его бока свернулась калачиком Маша. Подумалось, что оказываться меж двух уснувших женщин Ване не в первой. Покрутила ногой — боль в ней утихла. Прихватив рюкзак, осторожно, чтобы не задеть спящих, вынырнула из палатки. Георгис сидел у костра, читая что-то на экране телефона. Отблески пламени скользили по резкому профилю.

— Добрый вечер, — поздоровалась я, садясь напротив.

— Доброй ночи. Как нога?

Он убрал телефон в карман куртки.

— Спасибо, она отдохнула, и ей лучше.

Вытащив из рюкзака расческу, я причесалась и, принимаясь за плетение косы, спросила:

— Ну как, есть за нами слежка?

— Есть.

Ответ был неожиданно краток. Руки мои замерли, зажав пряди волос в кулаках. Я невольно обернулась в кромешную тьму и усилием воли приказала себе оставаться на месте, а не ползти к собеседнику. Взглянув на Георгиса, увидела, что он улыбается, наблюдая за мной.

— Вы пошутили?

— Вовсе нет, — ответил он закуривая.

— Но они… что же… и сейчас?

— Думаю, да.

— Откуда?

Он пожал плечами.

— Не знаю, возможно, из развалин монастыря. Или с грунтовки, из машины.

Соображая, что теперь делать и как на такое реагировать, ни к какому выводу я не пришла. Зато разглядела сбоку от Георгиса карабин. Посмотрела на спокойного полуночника и, подумав, спросила:

— Вы считаете, нападать на нас сейчас не будут?

— Не будут. Им нужны не письма с загадками, да еще на русском, а рукопись. И они ждут, когда мы их к ней приведем.

Продолжив плетение, завязала косу резинкой.

— А где вы их заметили?

— Сегодня в ущелье пару раз.

— Мне кажется, у озера я тоже что-то видела, но решила, что коза.

— Да, у озера первый раз.

— Вы и лица их рассмотрели?

Он отрицательно покачал головой.

— Поэтому вы не хотели возвращаться назад по ущелью? — спросила я.

— В том числе.

— Как быстро они нас нашли, — задумчиво проговорила я.

— Очень быстро… Точно не искали.

— Что вы имеете в виду?

Но он промолчал, глядя в огонь.

— То есть вы сейчас несете вахту? Охраняете нас?

— Ну, что-то вроде того, — снова улыбнулся он, прислоняясь спиной к стене сарая.

— Ваня под утро сменит вас.

— Нет, не надо. Утром мы уже пойдем.

Я тоже уставилась на пламенеющие трескучие поленья.

— Зачем этому Сандро так сильно нужно Евангелие? Неужто только для шантажа, как подозревает митрополит?

— Возможно… Сам думаю — зачем. Но нужно и правда сильно, раз идет на риск, посылая за нами слежку после смерти настоятеля. И главное, откуда он знает про поиски? — пробормотал Георгис.

Я невольно придвинулась к костру поближе, подальше от опасной тьмы за спиной.

Мое ерзанье не укрылось от Георгиса, и он сменил тему:

— Что вы рисовали в гавани, перед тем как подвернуть ногу?

Достав из рюкзака альбом, передала ему. Глядя на рисунок, он удивленно спросил:

— Вы слышали эту легенду о морских людях?

— О ком?!

— Ну вот же у вас на листе — человек-рыба. Разве нет?

— Это просто… необычный ребенок. Он напомнил мне рыбу. А что за легенда? Я знаю только про Клеопатру и льва богини Реи.

— В этих местах жители сразу нескольких деревень любят рассказывать про затонувший город неподалеку от берега. Который якобы ушел под воду еще до того, как Зевс в образе быка привез на Крит Европу. Подводные жители выходят иногда из моря, и тогда у местных женщин рождаются странные дети, которые не умеют говорить. К шестнадцати годам их ноги превращаются в хвосты, руки — в плавники. И они уплывают.

Георгис протянул рисунок.

Вспомнились глаза мальчика. Возможно, его безумие в настоящем — результат не стершейся памяти о прошлом.

— Мне кажется, — ответила я, — за тысячелетия пространство в некоторых местах острова так истончилось, что прошлое очень близко подступает там к поверхности. И взаимодействует с нами.

Убирая альбом в рюкзак, спросила:

— А в вашей деревне какие легенды?

— В основном про турок и венецианцев, которых резали мои земляки, — он подбросил веток в огонь, — и которые резали моих земляков. И которых потом снова резали мои земляки.