Вера Миносская - Хранители

Помолчали.

Пространство за окнами стало почти оранжевым — солнце пыталось пробиться сквозь густую пыль.

Тихо-тихо вначале долетел звук. И, убыстряясь, перешел в отчетливый цокот копыт. На нас со стороны невидимого за изгибами дороги Франгокастелло неслись всадники.

Я вцепилась в запястье Георгиса.

Сначала в пелене ничего не было видно. Но вот, прорывая ее, появилась лошадиная голова, кося безумным глазом. За ней — вторая. Кавалькада людей в развевающихся одеждах пронеслась мимо.

— Матерь Божья! — пробормотала я.

— О как! — заметил голубоглазый дед и опрокинул в себя стопку.

Послышался рокот моторов. В пыльной взвеси заметался свет фар. К рыку мотоцикла примешивалось гудение автомобильных двигателей. Я зажала рот руками.

— Отец, можно тебя? — быстро обратился Георгис к хозяину.

Отведя его на середину зала, он что-то проговорил, кивнул на меня и, сняв ружье с плеча, сделал было движение к выходу.

— Еще чего?! — гаркнул старец, неожиданно сильным рывком останавливая Георгиса.

Миг — и старик оказался у стойки с карабином в руках. Я даже не поняла, откуда он его достал.

— Эй, Никос, хватай ружье!

Голубоглазый стянул со стены ствол, висевший, казалось, для антуража. Хозяин перекину ему пачку патронов.

Третий дед поднялся из-за стола, вытаскивая из необъятных брюк револьвер.

— Ты — под стойку! — бодро скомандовал бровастому внуку хозяин.

Парень пригнулся и, невидимый деду, вынырнул из-за другого ее конца, сжимая в руке нож.

Георгис передернул затвор.

Остальные деды встали по бокам стрелков.

Я застыла. Передо мной было то, чего не видел никто из туристов в пузатых автобусах и никто из гидов, говорящих в них заученный текст. Я видела сейчас настоящую Сфакью, чья история породила не только легенды, но и вполне определенный генетический психотип.

— Вера, — не поворачивая головы, сказал Георгис, — в шкаф!

За стойкой стоял облезлый шкаф, полки в котором были только наверху.

Шмыгнув в него, я прикрыла дверцу, оставив щелку.

Рев моторов окружил нас, казалось, со всех сторон. Послышались выстрелы.

Мужчины единым движением вскинули стволы.

Дверь распахнулась. На порог шагнул мотоциклист, стягивающий шлем.

И выронил его из рук, узрев ощерившиеся ружья.

Рядом возникла черноволосая девица. Кажется, где-то я ее видела.

— Маркос, что это?!

Я задохнулась от удивления в своем шкафу. Это и правда был Маркос.

Следом за ними просачивались в зал молодые люди, наталкиваясь друг на друга при виде нацеленных на них дул. Очевидно, разошедшийся ветер согнал их с нудистского пляжа близ Франгокастелло: волосы у всех были мокрые, под девичьими топиками колыхались ничем не сдерживаемые груди. Компания была интернациональная: темные головы греков разбавляли светлые — немецкие и скандинавские. Только лоск загорелой кожи, веселая уверенность в глазах и небольшие яркие машинки выдавали их общее на всех свойство — благополучие.

Хозяин кивнул на Маркоса:

— Знаю его. Это сын Стэлиоса из Рефимно.

— А это — молодой Танакис, — указал подбородком на дверь голубоглазый Никос.

— Ты стрелял-то? — спросил он.

Молодой Танакис кивнул.

— Я в воздух… Простите, — смущенно пробормотал он, сделав не совсем верный вывод о причине вооружения сфакиотов.

Оборонявшиеся в ответ взорвались хохотом и опустили ружья.

Выбравшись из шкафа, я уставилась на Маркоса:

— А ты почему тут?!

Коротко обернувшись, Георгис спросил:

— Вы знакомы?

— Да, но не виделись пару месяцев.

— И правда, Маркос, любовь моя, зачем ты здесь? — по-английски проговорила черноволосая.

— Вы следили за нами? — спросил его Георгис.

В центре всеобщего внимания Маркос быстро пришел в себя.

Он сел за стол и, закинув ногу за ногу, ответил всем нам троим сразу:

— Просто проезжал мимо. Здесь варят отличный кофе.

— Проезжали? Три раза? — усмехнулся Георгис.

— Я часто бываю в этих местах. Это моя родина.

Проследив взгляд Георгиса, Маркос нахмурился. В окне виднелся его мотоцикл. А на нем — нашлепка известного критского рент-кара.

— Моя машина барахлит, — буркнул он, мельком глянул на меня и покраснел.

Я аж присвистнула. Слежка, смена транспорта и подсунутая мне под нос подруга как основное доказательство удачи в личной жизни и равнодушия к белобрысой мерзавке. Ай да Маркос! Как и прежде, бездна энергии и свободного времени.

Подруга тем временем не сводила с меня яростных глаз.

— Маркос, я тебя спрашиваю: зачем мы здесь? — хрипло вопросила она.

До меня долетал слабый запах спиртного, исходивший от нее.

— Кофе выпить. Моника, это — Вера… дизайнер. Вера, это — Моника, она из Италии, — представил нас Маркос.

Золотая молодежь у стены и сфакиоты у барной стойки являли собой два лагеря, разделенных невидимой чертой. У этой границы посреди зала, точно переговорщики, находились с одной стороны Маркос с опирающейся на его плечо Моникой, с другой — мы с Георгисом.

Хозяин, который убрал карабин так же незаметно, как прежде вынул, кивнул внуку, и тот поставил перед Маркосом чашку с кофе.

Неожиданно Моника хлопнула в ладоши. Я вздрогнула. Низким, полным голосом она запела «Мамбо италиано». Когда хмельная дева раскинула руки, туника расправилась как крылья летучей мыши и стало очевидно доселе лишь угадываемое: белья на ней не было. Она раскачивала бедрами, то касаясь колен Маркоса своими, то поворачиваясь к нам. И тогда меж полосок легкой одежки проступали темные фасолины сосков, налитая грудь, а снизу — темный треугольник волос.

Георгис отошел к стойке, я следом за ним.

— В курятнике-то наоборот — петух пляшет перед курочкой, — заметил один из дедов, которым больше никто не заслонял вид на откровенную Монику.

— Тут петух тоже пляшет, — негромко ответил хозяин, вешая ружье на стену.

И, весело переглянувшись с Георгисом, добавил:

— Только перед другой курочкой.

Улыбаясь, Георгис зачехлил карабин. Кажется, вместе с ним исчезли напряженность и колючесть в его глазах.

Моника, войдя во вкус, прищелкивала в такт пальцами над головой. Озорно подергивала край туники над круглыми коленками. Тяжелые груди раскачивались и подпрыгивали.

Деды у стойки покуривали трубки. Никос пояснил внуку хозяина:

— Чем дороже у туристки машина, тем прозрачнее у ней платье.

Поняв, о ком речь, плясунья резко остановилась перед хозяйским внуком. Выудила из пачки на столе сигарету и уставилась на него шальными глазами. Он тут же щелкнул зажигалкой. Поразительно все же, с какой скоростью здесь меняли ружья на чашки кофе, а ножи на зажигалки!

— Благодарю. Ты местный? — спросила она по-английски, поведя плечами.