Лия Аветисян - Про любовь, ментов и врагов

Американцы были не лыком шиты, и, опасаясь подвоха, вручили ему билет на поезд Белград – Вена, порекомендовав обратиться с той же просьбой к их сотрудникам в посольстве США в Австрии. Но еще меньше лыка было у советской разведки, засевшей в рядах американского Посольства: Арамиса взяли совсем тепленьким в поезде, отстукивавшем шпалы в направлении его мечты. Потом его долго перевозили авиарейсами по сложному маршруту, конечной станцией которого оказалась подвальная КПЗ Комитета госбезопасности Армении.

Если не считать отсутствия дневного света, кагэбэшные застенки были гораздо комфортнее вульгарно милицейских. Здесь даже была библиотека, откуда обалдевшему от неудачи Арамису досталась идеологическая книжка, искусно опровергающая буддизм и его ипостаси как откровенное лжеучение.

Арамис залег с книгой на койку, как медведь в спячку. Из неё он выбирался только на время каверзных допросов, имевших слабую надежду доказать его причастность к международной империалистической шпионской сети. Но благодаря шквалу звонков руководству КГБ и еще выше по поводу прославленного олимпийца и чемпиона, его всё-таки щадили. Тем более что в период обратного транзита он сильно исхудал и вообще лишился нормативного минимума гемоглобина.

Тут было не до гемоглобина! Болтавшиеся на брелке штанов чемпиона пижонские щипчики для ногтей были применены им совершенно неуместно и по-дилетантски в сортире самолета, после чего вены на руках заштопали еще более неумело прямо в медпункте аэропорта. Искромсанные вены заживали медленно, рваные раны зудели до оскомины, и Арамис день-деньской валялся на тюремной койке, глядя в потолок или читая ехидную критику кришнаизма.

Тем временем самые бесстрашные из друзей и родных осуществляли подвиги гражданского героизма, пытаясь вызволить его из лап Конторы. Даже деверю двоюродной сестры Арамиса, наикрупнейшему хозяйственно – воровскому Еревана по кличке Дыки Норо, потребовалось целых три месяца, чтобы вызволить чемпиона из тюрьмы почти безо всякого суда. Хотя к судилищам можно отнести последовавшее партсобрание в Комитете физкультуры и заседание домового комитета, где натурально возмущенные старые большевики-пенсионеры всыпали ему по первое число. В ходе заседания Арамис индифферентно слушал адресованные ему проповеди и безмятежно улыбался, как на сеансе в кино, чем довел до конечной точки кипения председателя домового комитета, бывшего кремлевского курсанта. И было тому невдомек, что трех месяцев отсидки вполне хватило, чтобы вышел парень на желанную свободу законченным чудиком и убежденным кришнаитом.

1983 г., лето

Надо сказать, что ко времени выхода из застенков КГБ Арамис был уже женат второй раз, чем побил рекорды не только в спорте. Ему всего-то было 22 года, и товарищи его еще только-только начинали задумываться о женитьбе как о неминуемой, но достаточно далекой перспективе.

Вторая жена была младшей дочкой недавно умершего академика-историка. Но не настолько младшей, чтобы не быть старше Арамиса лет на десять-двенадцать. С ней-то его и застукала в постели руководимая доброжелательными подружками Анушик. Развод с кроткой Анушик, ставшей родной для его семьи, был шоком для всех, и на Арамиса повеяло холодом всеобщего осуждения. Так что возвращаться на отцовскую веранду в предчувствии ядовитых подначиваний братьев, вздохов родителей и укоризны бабули было невмоготу. А больше деваться ему было абсолютно некуда. Хотя бы потому, что в прошлом году на строительстве здания, в котором располагалась гипотетическая дверь с замком для подаренных физкультурным начальством ключей, произошел практически пизанский случай.

Наведавшийся на строительство представитель Госгорнадзора заметил тогда на уровне четвертого этажа определенное отклонение от строгой вертикали. Что и доказал возмущенному прорабу, спустив с верхотуры простейший отвес с гирей на конце, которая каверзно застыла почти в полуметре от стены первого этажа. При этом ехидный надзорный инженер поинтересовался, не бывал ли прораб в последнее время в Пизе. Намек был совершенно неадекватно воспринят не блещущим в географии прорабом, и у них случился небольшой рукопашный бой. Но подоспевший начальник строительства сунул что-то в лапу надзорному эрудиту и обещал по-быстрому справиться с недоразумением.

И на следующий же день, во всесоюзный День бодрого коммунистического субботника, накинул железные тросы на арматуру верхнего этажа и стал командовать перетягиванием канатов в противную от нежелательного отклонения сторону. И дом рухнул прямо на двоих рабочих и самого начальника строительства, спасая его тем самым от обвинений в идеологической диверсии в священный для советских тружеников день бесплатной работы на дядю, который давно лежал себе под кондиционером на главной площади страны.

Так Арамису и не пригодились ключи от рокового Пизанского дома, который долго лежал в руинах, а затем был перепланирован в аккуратный сквер, так как высокое строительное начальство метафизически углядело установочную невезуху в адресе дома: № 13. И так дочка академика уговорила чемпиона переехать к ней, в ее отцовскую квартиру. Он как мушкетёр и вообще человек чести женился. И перебрался к ней нехотя, но с чувством хозяина.

Это был подчёркнуто консервативный дом благополучной номенклатурной семьи со стегаными шерстяными тряпочками сорок пятого размера прямо в коридоре у входной двери. На них, как на лыжах, следовало ухитряться скользить по натертому мастикой паркету до намеченной цели, парковаться, а завершив дела на облюбованном пятачке, продолжать паркетный кросс до следующей цели.

Коридор и кабинет академика были уставлены бесконечными стеллажами книг, а гостиная поражала родственников из провинции ореховыми горками с коллекционными безделушками и разлапистым фикусом у окна. Каждые выходные, а тем более в праздники, за огромным и вкусным овальным столом на парусиновых чехлах стульев восседали балованные домочадцы, скромные родственники и льстивые коллеги и аспиранты. Жена академика, Джульетта Айковна, всю жизнь была занята тем, что день-деньской готовила всевозможную вкуснятину, пичкала ею мужа и детей, а между делом еще со времен войны подкрепляла причастность мужа к исторической науке коллекционированием старинной посуды и фарфоровых статуэток.

Отсюда ушли в заведомо успешную трудовую деятельность трое подросших отпрысков. И только взбалмошная младшая дочка-разводка вернулась отравлять мамаше одинокую старость. Это и была Шушаник Барсегян. На своей Шушенции Арамис женился незадолго до неудавшейся экскурсии в Америку и ознаменовал тогда воцарение в академических палатах диким скандалом по поводу драматического квохтанья тещи над очередной разбитой чашкой. Ритуал упоительного поглощения родниковой воды из-под ереванского водопроводного крана завершался у Арамиса чувственным «Оффф!» и не менее громогласным припечатыванием эмалированной кружки к столу в отцовском доме. В исторических границах покойного академика эмаль еще не вступала в стадию своего промышленного применения, и хрупкий фарфор неизменно откликался на Арамисово «Оффф!» предсмертным треском.