Лия Аветисян - Про любовь, ментов и врагов

– Ты прав, Паргев, – поднял глаза от блокнота Сэмюэль, – и здесь я опять углядываю положительную миссию турок. Она состояла в предупреждении человечества, в демонстрации ему Зла геноцида, которое должно было быть своевременно осуждено и наказано во избежание новых трагедий. И здесь мне есть в чем упрекнуть армян: если бы вы в свое время сумели добиться всемирного осуждения этого зла, то, возможно, мы бы избежали той же участи. Но что твоему народу не удалось, моему – удалось. Десять – ноль! – провозгласил он, и если бы счёт «твой народ – мой народ» заносился друзьями в гроссбух, то он бы выглядел внушительней, чем счет игр в нарды.

– Так ты про Зигеля хочешь слушать или нет?

– возмутился проигрышу Паравян.

– Я весь внимание, – улыбнулся Леонард и в доказательство поёрзал в кресле, чтобы удобнее устроиться.

– Вот что рассказал мне Менахем со слов молодого Ипекчяна:

«Армяне пошли искать своих мертвецов, чтобы честь по чести их похоронить, и семья Ипекчяна нашла его живым, но тяжело раненным в грудь, вынесла из-под тел и спряталась вместе с ним в горной деревне, куда турки еще не дошли. Дети у него были – мал-мала-меньше, а старшим был десятилетний Арамаис. И отец дал ему как старшему последние наставления, и в том числе – вернуть долг старому Зигелю из спрятанной в доме заначки. Потом турки нагрянули в деревню, закололи и без того умиравшего отца. Была резня и высылка населения и этой деревни, и мальчику не удалось вернуться в свой дом и найти спрятанные деньги и золото».

– Это ж сколько денег и золота нашли турки в армянских домах после массового изгнания! – поднял глаза от блокнота Леонард Сэмюэль.

– А как же. Армянские жилые дома и предприятия, имевшееся в них имущество и спрятанные по углам дворов сокровища стали стартовым капиталом для большинства преуспевающих ныне семей Турции. У них даже военный аэродром Инчерлык создан на угодьях двух армянских поместий, ты себе можешь представить? А дворцы? Ты знаешь, сколько там осталось шедевров архитектуры, которые они показывают зарубежным экскурсантам как собственное наследие? Но, в отличие от случая с евреями в фашистской Германии, вандалов-экспроприаторов не наказали ни союзники, ни Бог.

Тема опять грозила уйти в боковую ветвь препирательств, и журналист мудро подтолкнул:

– А что случилось потом с тем мальчиком?

– Вся семья погибла, сам Арамаис чудом выжил и попал в приют для армян-сирот в Ливане. Оттуда в пятнадцатилетнем возрасте уехал в Европу, выучился на инженера-нефтяника и поступил на работу в компанию «Шелл». И в свой первый же отпуск приехал в Алеппо, чтобы разыскать Зигелей. Но к тому времени отчаявшийся дождаться своих заимодавцев и давно закрывший финансовый бизнес отец Менахема пять лет, как уничтожил приходно-расходные книги!

– Ну-ка, ну-ка, как же поступил старый еврей? – заинтересовался Леонард.

– Так, как поступают люди чести. Но сам Менахем был ещё молодым, а дури в голове у молодых много, сам знаешь, да?

Паргев, в силу разницы в возрасте, считал семидесятилетнего Ленни молодым, и тот кивнул ему в знак согласия.

– И он сказал отцу, – продолжил Паравян:

«Раз уж ты уничтожил книги, а этот парень готов платить, давай нарисуем ему кругленькую сумму!» А отец ответил: «Типеш ты еще, Мойша, и ничего не смыслишь в порядочности юноши, который приехал из сверкающего Парижа в наш занюханный Алеппо только для того, чтобы исполнить последнюю волю давно умершего отца». И отказался получать деньги от сына заимодавца, которого он уже и не помнил. Но Арамаис Ипекчян настаивал, так как иначе воля Карапета осталась бы неисполненной, а его приезд – абсолютно безрезультатным. И старый Зигель согласился взять у него нормальную сумму, а Мойше наказал: «Во-первых, запомни этот пример сыновней верности и порядочности. А во-вторых, держись в бизнесе армян: они не подведут».

– Ну конечно, – улыбнулся Ленни, – и что, так он и поступал?

– Откуда бы он здесь их нашел? Единственным знакомым армянином был я. Бизнес у нас не пересекался, но в человеческом плане у нас с ним была хорошая и долгая дружба. До последнего дня его жизни. Царствие ему небесное!

– Слушай, Паргев, а ведь это классная история! Если бы мне пересказал её кто-то другой, я бы решил, что это выдумка Голливуда или индийского кино!

– Нет большего выдумщика, чем Господь Бог, дорогой мой. И все волшебное разнообразие и сходство людей и зверей, цветков и планет, облаков и камней обязательно означает еще и многообразие и сходство человеческих судеб.

– Да уж ты мне-то не говори. Я за свою журналистскую карьеру таких историй насмотрелся и наслышался, что Голливуд действительно может отдыхать. Попытаться продать им сюжет, что ли?

– А что? Давай! Я тебе рассказывал о своей дружбе с Шагалом? – воодушевился Паравян.

– Много раз, – отмахнулся Леонард и спрятал блокнот в карман. – и о том, что твой американский армянин Вериян спас его, Фейхтвангера, Томаса и Генриха Маннов, Франца Верфеля и еще около двух тысяч евреев, хотя они и не были знакомы, и вывез из оккупированной Франции в США, тоже рассказывал. Но мы же всенародно выразили ему благодарность, объявив праведником. А у вас есть такая хорошая традиция награждать иноверцев титулом праведника за заслуги перед своим народом? Нет. Еще раз – десять ноль! Ладно, ладно, не кипятись так, а то никакое снотворное не поможет. Как продвигаются твои поиски?

– Я доволен, Ленни, очень доволен. В государственном архиве Сирии обнаружен очень важный документ о принудительном отуречивании армянских детей-сирот в детских приютах этой страны. Оказывается, спасшихся от резни мальчиков насильственно подвергали обрезанию…

– Ну это не так страшно, как тебе кажется.

– Не сагитируешь, Ленни, – скорчил забавную гримасу Паравян. – Так вот, спасшихся от резни сирот насильственно подвергали обрезанию, обращали в ислам и меняли их имена и фамилии на турецкие, сохраняя только первые буквы. Только по одному сиротскому дому миссии «Ниар Ист Рилиф» сохранилось более тысячи записей! Я готов заплатить за копию этого документа большие деньги, чтобы приобщить его к обвинительному иску по геноциду, если такая возможность представится. По твоему совету и по примеру твоего народа я хочу создать частный центр, куда будут стекаться аналогичные документы для исследования и систематизации. Турки, конечно, держат архивы на замке, а за запертыми дверями уничтожают документы, чистят архивы, прихорашивают. Но в других-то странах сохранились сотни тысяч таких документов! И в том числе – за подписью сына таможенного служащего из Салоник, еврейского мальчика-отличника, ставшего в дальнейшем Отцом всех турок – Кемаля Ататюрка.