Лия Аветисян - Про любовь, ментов и врагов

А опробованными были эти путешествия для жителей армянского Вана, которые еще задолго до Саргона шили из кожи лёгкие, как современные надувные бассейны, лодки, укладывали в них товар и преспокойно спускались по течению реки Тигр прямо на юг Месопотамии. Здесь они сбывали товар, в том числе и разобранную на детали лодку, покупали местный, навьючивали его на тягловый скот и возвращались восвояси.

Даже если бы среди ваших знакомых было немного армян, всё равно среди них нашелся бы хоть один Тигран. А корни его имени уже много тысячелетий утопают именно в медленных водах величавой реки Тигр. Вот по этому испытанному пути и приплыл будущий аккадский царь в город Киш, где был усыновлен и наречен именем Саргон. Если рассматривать имя как двукорневое, то первый – «Сар», знаем, – вершина горы (той самой, где жил дядя?), а вот второй корень, судя по различным источникам, был, скорее всего, не «гон», а «гой» или «гог». А означает он «возникший» или «лоно». В обоих случаях имя Саргон понимается по-армянски одинаково: Возникший на горе, или Из лона горы. То есть и усыновлен он был, как спланировала прагматичная мать, армянами, которые к тому же догадались об исходном пункте отправки корзины. Здесь же, в Кише, Саргон служил садовником и виночерпием одного из местных царей, а вскоре и сам стал одним из самых влиятельных правителей Древнего мира».

Гневных звонков из академии и еще более компетентных во всех вопросах органов было так много, что этот номер многотиражки расхватали до последнего экземпляра и отксерили каждый по многу раз. Словом, сенсация удалась.

– Была бы моя газета платной – стала бы бестселлером, – хвастал редактор многотиражки, предчувствуя карьерный рост. Предчувствия оправдались с точностью до наоборот, и его перевели на работу в другое комсомольское издание с понижением в статусе до рядового корреспондента. А страдающая узколобым национализмом и подвергнувшая сомнению основы ортодоксального советского востоковедения аспирантка была вызвана на заседание ректората, где её ждали с повинной, а получили наглую беспартийную отповедь.

Идеологически подкованные академики и профессора надували щеки и назубок цитировали корифеев советской исторической науки про времена, когда нас просто не могло быть, потому что не было и других советских народов. И осуждали молодого ученого за то, что вступление на научную стезю та ознаменовала махровым ревизионизмом.

Но догадливая девица посоветовала ректорату снять с глаз шоры, что в переводе с армянского, как известно, – «тряпочки». Возмутительное лошадиное сравнение вывело из себя даже отмалчивавшегося дотоле ректора-физика.

В финале разбирательства бессовестная аспирантка отказалась заниматься наукой в болоте процветающих за счет биографии своего народа амфибий и буквально хлопнула дверью ректората. А это означало, что перед ней навсегда закрылась и дверь в советскую государственную историческую науку.

– И слава Богу, – решила в сердцах Верка, и заполучивший её домой с потрохами Жора радостно согласился с ней.

– И слава Богу, – подумала она почти двадцать лет спустя, – и весело завершила назидательный пассаж:

2004 г., осень

Когда уровень исполнения картин Арамиса стал внушать уважение, Верка расставила их по стеночкам мастерской, походила, попереставляла, что-то отложила, снова критически осмотрела и объявила:

– Пятьдесят таких работ – это уже серьезная заявка. Будем делать выставку!

Арамис обомлел. Его так увлек сам процесс творчества, что о результате он не задумывался. Он просто делал наброски где попало и на чем попало и ежеутренне робко стучался в дверь Веркиной мастерской, чтобы претворять замыслы в пышущие жизнью метафоричные картины.

Картинки на выставку делились на несколько циклов, и наиболее интересным был последний – GRAAL. Там в клубах золотистых облаков таинственно проступали странные безглазые лица, автономно плавали в дымке глаза с просительно-пронзительным взглядом, а бледные тела были распластаны в многообразных эротичных позах. Камасутра могла отдыхать.

– Да-а-а, три песенки знал медведь, и все – о малине, – подумала Верка, а вслух спросила:

– Ты считаешь цикл законченным?

– Нет, – энергично замотал головой Арамис, – мне ещё осталось написать три картины.

– мне ещё осталось написать три картины.

– Ровно три? – засмеялась Верка.

– Да, – задумчиво ответил Арамис, – это будет триптих.

– Серьезно? – удивилась Верка. – А о чем, если это не страшный секрет?

– Об эволюции духа, – объяснил Арамис, вперившись в стену, и стало ясно, что он этот триптих уже видит.

– Вселенского? – съязвила Верка, старательно демонстрируя наивность.

– Да нет, пока – просто человеческого, но на примере моего.

– Слушай, Арамис, – уставилась на него Вер-ка, впервые почувствовав уважение как к товарищу по гильдии, – а ведь ты здорово вырос как художник! И продолжаешь расти…

– Скорее, я только начинаю расти, – улыбнулся Арамис, всё еще вглядываясь в стену. – Я многое понял с тех пор, как стал учиться у тебя.

Ты мой гуру…

– Да ладно тебе, – смутилась Верка и поторопилась сменить тему, – так мне звонить рамочнику? Деньги есть?

– Будут, – сказал Арамис, – я свою квартиру продаю.

– Здрасте, – возмутилась Верка, – ты мой-то опыт не повторяй! То есть, конечно, здорово, что мы с тобой оба стали признанными самодеятельными художниками при совершенно ином образовании. И здесь мой передовой опыт подлежит распространению. Но жить в полуподвальной мастерской, я тебе скажу, не самое большое удовольствие.

– Сволочь твой Жора, – вынес приговор Арамис. – Продать дом, перевезти жену с маленьким ребенком в подвальную мастерскую и смотаться навсегда со всеми деньгами – это не просто не по-мужски, это самая настоящая махровая подлость. Пусть только появится в Армении – я ему покажу, предателю. Уж о Шварце с Тиграном можно и не поминать.

– А мне кажется, – улыбнулась Верка, – все дело в имени. У всех Жор есть слишком сильное авантюрное начало, и оно швыряет их из стороны в сторону, как чемоданы на аэропортовском конвейере. Хотя справедливости ради надо сказать, что под конец они выравнивают ход и приплывают к законным владельцам. Сказать по секрету, я на это немного надеюсь. Всё-таки мы жили очень счастливо и практически никогда не ссорились. Только когда он на минуточку стал богатым кооператором. Да и то – больше по политическим вопросам.

– Что, из-за политики ссорились? – поразился Арамис, который при всём богатстве опыта женитьб через такое испытание еще не проходил.