Лия Аветисян - Про любовь, ментов и врагов

Очень часто имя являлось базовым и для дальнейшей судьбы, так как если мальчиков называли Вреж (Месть), Пайкар (Борьба), Размик (Боец), Мартык (Воин), Ахтанак (Победа) или Азат (Свободный), то изначально становилось ясным, к какого рода отношениям с захватчиками готовили родители своих малышей. Конечно, на территории советской Армении имена эти несколько девальвировались, и можно было встретить хитрована-проводника рейса Ереван-Москва, носящего гордое имя Мартык, или жулика по имени Размик, торгующего из-под прилавка государственного универмага дефицитным импортом. Но это были дальнейшие издержки на пути формирования иного менталитета. А пока шел роковой 1915 год.

Надо сказать, что Паргев чудом остался Паргевом. Когда всю его семью, в том числе родителей, трех сестёр и три десятка двоюродных братьев и сестер с отцами, матерями, бабушкой и дедушкой турки вырезали своими кривыми ятаганами и побросали в Ефрат, он был в горах со старшей сестрой и соседскими девочками. Дети с утра пораньше ушли в горы собирать молодые побеги пижмы, тысячелистника и бессмертника, из которых бабушка, известная знахарка, варила целебные снадобья. Как звали бабушку, истории не известно, но знахарок и ясновидящих (а это у армян исключительно женский бизнес) за глаза именуют Парав, то есть ведунья.

Был майский день, Паргеву было всего-то два годика, и это была первая в его стартующей жизни осмысленная весна, полная всевозможных радостей и впечатлений. Среди цветущих вишен и персиков деловито сновали аборигены Армянского нагорья, золотистые пчелы, шумно бездельничали стрекозы, а стремительно пикирующие ласточки охотились за теми и другими.

Одуряюще пахли деревья пшата и круглые кусты с нежным цветом шиповника. Среди зелёных листьев абрикосовых деревьев пунцово отсвечивали свежие побеги, и казалось, что именно эти красные листики забирают у солнышка всю необходимую энергию для роста дерева и его волшебных плодов. Деревья весело пестрели и фартучками девочек, которые ловко поднимались по веткам, изгибались меж ними, дотягивались до цели и собирали в подол маленькие плоды. Девочки пели, болтали и опорожняли фартучки в расстеленный на нетоптанной траве платок. Абрикосы были совсем незрелые, крепкие и мохнатые, но их-то и любила детвора! Дети щурились от кислинки звонко откусываемых зеленых плодов, смеялись и потирали руки, пошедшие пупырышками от шершавого хруста. Когда играли в прятки, сестры прятали Паргева рядом с собой за толстыми стволами деревьев. Но он выдавал с головой, звонко повторяя понравившуюся задиристую считалку: «Ал баланикс – дуз капаникд, эй гиди манчин, паланчин» [86] «Мой заветный ключик – прямо в твой замочек. Ну и парень я, ну и седельщик!». Известна как распространенная среди русскоязычной детворы считалка-тарабарщина: «Ала баланица, дуз кабаница, эй гиди манчо, паланчо!» .

Командовала экскурсией в горы Манэ, самая старшая из сестер Паргева, так как в прошлом она не раз становилась участницей мастер-классов по сбору целебных трав, преподанных бабушкой. Двенадцатилетняя девочка уже и сама был экспертом, и бабушка прочила её в продолжатели фамильного ремесла, обычно переходившего из поколения в поколение от бабушки к одной из дочерей сына. А может, и не только потому, так как Манэ по-армянски означает «Знающая».

Когда дети вернулись с гор, с их городком все было кончено раз и навсегда, а запруда из сотен тел окрасила Евфрат и замедлила его бег. Приехавшие из дальнего селения курды разобрали детей вместе с остатками имущества, и Паргев стал Азизом. Наверное, на самом-самом верху, где боги разных верований водят дружбу и обмениваются совершенно секретной для смертных информацией, было решено не просто сохранить мальчику жизнь, но и поместить в равноценные условия. Потому что попал Паргев в семью курдского шейха, у которого были четыре взрослые девочки и ни одного мальчика. А это означало, что фамильное право на руководство родом находится под угрозой, может прерваться и перейти в боковую ветвь. Вот почему если в армянской семье он был Паргевом, Наградой, то в курдской стал Азизом, Драгоценным, что по большому счету одно и то же.

И быть бы Паргеву курдским шейхом, если бы три года спустя, когда он уже давно лопотал по-курдски и называл шейха «апи» [87] Папа ( курд .) , не появились конные разведчики недавно провозглашенной буржуазной Армянской республики, перед которыми была поставлена задача выявить и собрать выживших армянских сирот. Хитрые всадники разговорили на курдском языке общительных соседей шейха, и те незаметно для себя проболтались об усыновлении шейхом Азиза, а еще о другом курде, женившем сына на Азизовой сестре. Когда с малышом в седле разведчики осадили лошадей у каменного дома, то увидели совсем юную беременную красавицу-курдиянку. Пока всадники разглядывали солидный дом с армянскими буквами над входом, курдиянка заголосила:

– Паргев джан, братик, – плакала она, протягивая руки к ребенку, – иди к своей Манэ. Но на грозный окрик по-курдски из глубин дома исчезла за порогом. Из дома вышел молодой курд с младенцем на руках.

– Mane min jine, ve ev zarok yӗzarokn [88] Манэ – моя жена, и этот ребенок наш (общий) (курд.) , – процедил он и занес над ребенком блеснувший на солнце кинжал, – Yekser berdan [89] Немедленно убирайтесь (курд.) , – закричал мужчина в отчаянии и приблизил острие к горлу годовалого сына, – esta! [90] Прямо сейчас! (курд.)

Такое уже случалось. Всадники слышали от братьев по оружию леденящие душу истории об убийстве армянок и рожденных ими за прошедшие три года детей похитителями-курдами, оказавшимися в безвыходной ситуации. Перевес сейчас был, конечно, на стороне армянского отряда, и они смогли бы спасти из плена и увезти Манэ. Но этот младенец был бы неминуемо убит отчаявшимся отцом. И всадники повернули поводья лошадей.

Так у курдов появилась своя знахарка. А ее брат, записанный со слов соседей по всем известной бабушке-целительнице, стал Паргевом Паравяном и оказался в приюте для армянских сирот на уже независимом от османов греческом острове Корфу. Весь остров был временно превращен в огромный сиротский дом, где различные международные миссии разместили целых тридцать тысяч спасенных армянских малышей. Всего было выкуплено у турок сто тридцать две тысячи сироток – по доллару за пару, и выкупало правительство США для сохранения ценного для человечества армянского генофонда, но никак не для армянского государства.

Корфу – это было совсем недалеко от исторической и географической Армении. Не пали еще, как в карточном фокусе, все империи одна за другой, за исключением авторов фокуса, владевших Британской империей. Не начался фокус переименований и переиначиваний всего и вся. Так что Тавр все еще назывался Армянским Тавром в географических картах, да и Армянское нагорье не было ещё переименовано в Анатолию или Переднюю Азию. И вообще назначенный Лигой наций арбитром по армянскому вопросу американский президент Вудро Вильсон уже подготовил, подписал и поставил печать США на плане создания Малой Армении площадью в 160 000 квадратных километров. План включал 189 страниц текста и 152 страницы картографических приложений, где была отмечена каждая дорога, каждая высотка и впадина границы между Турцией и Арменией, включавшей населенные армянами Ванский, Эрзрумский, Битлисский и Трапезундский вилайеты бывшей Османской империи. А от Российской империи – Карскую и Ереванскую губернии, включавшие в том числе Карс, Ардаган, равнинный и нагорный Карабах, Нахичевань, Сурмалинский уезд и, понятно, – гору Арарат. Это была Армения от моря до моря, как её именовала Лига наций. И договор на основе плана подписали турецкое правительство и правительство Армении. А являвшееся в то время единственным легитимным органом России Временное Правительство подтвердило независимость двух своих имперских провинций – Финляндии и Армении – на Парижской конференции 1920 года. 22 ноября 1920 года – дата вступления в законную силу Плана Вильсона. 29 ноября того же года – красный день календаря до самого 1991 года. Это день советизации Армении.