Джон Макдональд - Расставание в голубом. Глаза с желтизной. Оранжевый для савана

Я взял кофе с сандвичем и отправился в кабинку изучать телефонную книгу Неаполя. Миссис Милдред Муни была записана по адресу Двадцать первая авеню, 17. Ответила после пятого звонка и апатичным голосом сообщила, что говорит миссис Муни.

— Скажите, не мог бы я заехать к вам и кое-что обсудить? Меня зовут Макги.

— Боюсь, что нет. Не сегодня. Я должна была сидеть с ребенком, но у меня начался очередной приступ мигрени, пришлось найти другого человека, а я уже легла в постель, мистер.

— Я могу по крайней мере разъяснить вам, в чем дело. Я пытаюсь помочь человеку, на которого вы работали. Ему нужна помощь. Артур Уилкинсон. Возможно, вы располагаете некоторой информацией, которая мне пригодилось бы, миссис Муни.

— Он действительно милый человек. Он действительно хорошо ко мне относился. Ему как-то страшно не повезло, потерял все свои деньги, или что-то в этом роде. И так внезапно. Но я не вижу, чем могла бы помочь вам.

— Я не отниму у вас много времени.

После долгого молчания дама сказала:

— Ну ладно. Похоже, я все равно не засну.

— Тогда я буду у вас через несколько минут.

Она сидела в угловом кресле маленькой гостиной хорошо обставленной квартирки при слабом свете единственной маленькой лампы, горевшей в противоположном углу. Грузная женщина с немолодым лицом и жесткими седыми волосами, одетая в стеганый винно-красный халат.

— Когда я в таком состоянии, — сказала она, — яркий свет словно иголками глаза колет. На меня это находит три-четыре раза в год, и тогда я никуда не гожусь, пока не пройдет. У меня постоянная клиентура и достаточно работы, чтобы жить. Но работа в том доме на побережье в прошлом году — это выше моих сил. Платили, по местным меркам, достаточно, и их было всего двое, но она палец о палец не ударила. И я потеряла много клиентов, взяв такую постоянную работу, потом потребовалось так много времени, чтобы вновь набрать клиентуру, что я, похоже, ничего не приобрела, кроме того, что пришлось потрудиться потяжелее. Нет, я не возражаю против того, чтобы подработать. Но когда они приходят и уходят, приходится снова что-то для себя подыскивать, так что всегда нужно иметь что-нибудь постоянное. Но я обязана сразу сказать вам, что взяла за правило никогда не сплетничать о своих клиентах. Потому что, как только начнешь это делать, первое же, что от тебя узнают, пойдет по всей округе, и клиентура… пиши пропало. Из того, что я повидала, можно книгу составить. Можете мне поверить.

— Я не собираюсь расспрашивать вас о ком-либо из ваших постоянных клиентов, миссис Муни. Я хочу, чтобы вы задумались над тем, что никогда раньше не приходило вам в голову. Я хочу, чтобы вы вспомнили и решили, не изменится ли что-либо в вашем восприятии, если поверите, что Вильма была членом тайной группы, вымогавшей деньги у Артура Уилкинсона.

— А разве она не была его женой, как они говорили?

— Они прошли соответствующую церемонию. Возможно, она была несвободна и не могла выходить замуж. Возможно, это был просто один из способов приручить его, чтобы проще было обобрать.

Она несколько раз пощелкала языком. Задумчиво помолчав, сказала:

— Я неоднократно хотела бросить эту работу, поверьте, и оставалась только из-за него. Она была этакой хорошенькой маленькой штучкой, очень живой. Но я сказала бы, что она старше, чем он думал. Несомненно, тратила уйму времени на свое лицо и волосы. Знаете, она делала одну вещь, о которой я никогда раньше не слышала. Она осторожно терла лицо наждачной бумагой, а это, ей-богу, оставляет маленькие ссадинки и почти снимает верхний слой кожи, а потом мазала лицо белой ядовитой гадостью, накладывала какую-то маску и лежала так целый час. С ним она была чудненькой, большую часть времени достаточно мила со мной, когда он был рядом. Но когда мы оставались вдвоем, я становилась просто мебелью. Она меня не замечала, а стоило мне что-нибудь сказать, она меня и не слышала. Иногда оборачивалась в мою сторону, злая как оса, глаза прищурены. Не то чтобы в ярости, но с ледяной злобой, какая только бывает. Ни от кого мне не приходилось терпеть ничего подобного. Но он был такой милый, милый человек. И скажу вам, она его использовала по-черному. Разве что не на четвереньках ждать себя заставляла. А если требовалось что-то, скорее ей, чем ему, он должен был пойти и принести. Он расчесывал ей волосы, такие тонкие, настоящие белокурые волосы, разделял на сто прядок и после каждых десяти чуть-чуть смазывал мягкой щеткой с каким-то пахучим маслом, а она хныкала, если он сбивался со счета. Заставляла мазать ее всю, с ног до головы, маслом от загара и, что еще хуже, смотреть жалко, брить пушок на хорошеньких ножках электробритвой, а потом она ощупывала, проверяла, все ли он хорошо сделал и не оставил где, и гладила его по головке, когда закончит. Мой муж, мистер Муни, упокой его душу, был мужчиной, и ни одной женщине из когда-либо живущих не удалось бы превратить его в горничную, как она это сделала с мистером Уилкинсоном. Жалко мне было бедняжку. Не знаю, мистер Макги, мне казалось, это было просто неудачное решение вложить деньги во что-то, что так плохо для него обернулось. Но боюсь, она была себе на уме и ни с кем другим не считалась.

— Давайте предположим, что она подставила его мистеру Стебберу, и тот обманул его. Может такое быть?

— Мистер Стеббер казался настоящим джентльменом, из тех, кто мило благодарит вас за любую мелочь. Такой улыбчивый. И вы сказали бы, что он действительно большая шишка, преуспевающий и тому подобное. Она его откуда-то знала. Потом тут появился этот высокий, болезненного вида, с забавным именем.

— Гизик?

— От него никогда не требовалось много говорить. Он вел себя так, словно все время поглощен раздумьями о каких-то важных вещах, происходящих далеко отсюда. Мне кажется, если мистера Уилкинсона обманули, то и молодой Крейн Уаттс должен был получить свою долю. Говорят, он странно опустился, пьет, играет и практика почти полностью сократилась. И дом они, наверное, потеряют. Так что слава Богу, что у них нет детей. Кто в таких случаях больше всех страдает, так это дети. Они же не понимают, это не мои постоянные клиенты. Да они такими и не были никогда. Так что вряд ли я вам сообщила что-нибудь новенькое, чего не было бы почти всем известно.

— Понимаю.

— Вертелся тут еще один, они его называли Бу. Судя по тому, как он говорит, он родом откуда-то из здешних болот. Я сказала бы, человек из низов. И уж если кто-то ограбил, то не сомневаюсь — он один из них. И если она в этом замешана, то я бы сказала, что вместе с этим парнем Бу.

— Почему вы так считаете?

— Наверно, потому, что он вечно заглядывался на нее.

Я почувствовал за этим какую-то недомолвку:

— Должно быть, было еще что-то.