Джон Макдональд - Расставание в голубом. Глаза с желтизной. Оранжевый для савана

Я и не представлял себе, что Бу Уаксвелл может располагать такими большими кредитами. По моим оценкам, игрушек во дворе набралось по меньшей мере на двадцать пять тысяч долларов. И в доме, видимо, еще больше. Дети, у которых много игрушек, забывают о них.

Вскрикивал пересмешник и гудели насекомые, нарушая утреннюю тишину. И я нарушил ее, встав в десяти метрах от парадной двери и проорав оттуда:

— Уаксвелл! Эй! Бу Уаксвелл!

Через несколько минут я услышал внутри грохот и увидел смуглое лицо в грязном окошке. Потом дверь открылась, и на крыльцо вышел мужчина в грязных штанах цвета хаки, босой, голый до пояса. Черные густые курчавые волосы, черная подушка шерсти на груди. Голубые глаза, желтоватое лицо. Татуировка. Все как и описал Артур. Но описание Артура не передавало главной сущности этого человека. Возможно потому, что Артур просто не знал, как это назвать. На плечах Уаксвелла выпирали бугры мощных мускулов, но талия располнела и уже начала приобретать мягкость. Его поза, повадки, выражение лица имели тот упрямый вид, что присущ забавной театральной смеси иронии и жестокости. Богарт, Гейбл, Флинн… [18] Хэмфри Богарт (1899–1957) — знаменитый американский актер, игравший, в частности, в криминальных фильмах. В числе его лучших работ — главная роль в «Мальтийском соколе» по Д.Хэммету (1941); Кларк Гейбл (1901–1960) — знаменитый американский актер, заслуживший титул «короля Голливуда». Созданные им образы сочетали черты бандита и героя-любовника. Наиболее известная роль — Ретт Батлер в «Унесенных ветром»; Эрол Флинн (1909–1959) — популярный американский актер, игравший роли романтических героев в авантюрно-приключенческих «костюмных» лентах, автор скандальной автобиографии «Мои грешные пути». У них был тот же аромат, та же потрепанная праздная грубая животная чувственность, безмерность плоти. Женщины, чувствуя, что он за тип, и понимая, как небрежно их используют, все равно принимают таких и соглашаются быть с ними лишь по той простой причине, что не в состоянии ни дать точного определения своему ответному чувству, ни противостоять его напору.

Он держал автомат так, как другой держал бы пистолет, направив ствол в доски крыльца в метре от своих босых ног.

— Какого черта тебе тут потребовалось, сволочь?

— Да вот поговорить с тобой хочу, Уаксвелл.

— Теперь годится? — Он слегка приподнял ствол. — Проваливай с моего участка, а не то я твои ноги прострелю, а самого тебя в клочья разнесу.

Не успел я что-либо сказать, дабы привлечь его внимание, как дело зашло слишком далеко. Рисковать следует не раздумывая долго. Я знал, что он может проверить. Но почему-то не мог себе представить, чтобы Уаксвелл был особо близок с адвокатом. Или доверял ему. Или вообще кому-либо доверял.

— Крейн Уаттс сказал, Бу, что, может, ты поможешь сварганить одно дельце.

Он уставился на меня со слабым наигранным удивлением:

— Это че, адвокат, что ли, тот, парень из Неаполя?

— Ой, да брось ты, Бога ради! Я тут кое-что провернуть затеял, так, может, и для тебя местечко найдется, как и в прошлый раз. Такая же помощь нужна. Сам понимаешь. Мы можем использовать тебя и, думаю, ту же женщину. Уаттс говорил, тебе должно быть известно, как связаться с Вильмой.

Искреннее недоумение.

— Может, тебе какой другой Уаксвелл нужен? Что-то я тебя, налетчик, не знаю. Стой где стоишь, а я сейчас выйду, и мы немного поговорим.

Он вошел в дом. Я слышал, как он с кем-то беседовал. Потом до меня донесся ответивший ему тихий женский голос. Он вернулся улыбаясь, застегивая на ходу рубашку, в ботинках и ковбойской соломенной шляпе на курчавой голове. Он действительно весело улыбался и, подойдя почти вплотную, протянул мне руку. Едва коснувшись ее, я заметил первый проблеск того, о чем меня предупредил старик, и отпрыгнул в сторону. Неожиданно его тяжеленный правый башмак взлетел вверх, как девичьи ножки в кабаре, и, когда он оказался в верхней точке, я врезал ему сверху в горло левой рукой, повалив на спину. С глухим шумом затрещали кости.

Он уставился на меня снизу вверх в невиннейшем удивлении, а потом рассмеялся. Это был заразительный, радостный и довольный хохот.

— Ну, парень, ну, парень, — выдыхал он, — да ты груб и скор, как кишка аллигатора. Преподал старому Бу урок в воскресной школе! — Он начал подниматься, и лицо его задергалось. Бу застонал. — Чтоб тебя разорвало когда-нибудь! Помоги мне встать.

Он протянул мне руку. Я взялся за нее. Он ударил меня каблуками в живот и еще врезал из-за головы, а у меня хватило ума не держаться за него, позволяя вбить себя в землю. Я бросился на землю, откатился, потом еще и еще, но его каблуки все равно рыхлили почву в сантиметре от моего уха, пока я не залез под трейлер со скифом. Но не успел я вытянуться там у дальней стороны, как он налетел на меня, обогнув его с кормы. Этот убийственный мужик был по-кошачьи проворен. Выволок меня из-под корпуса и, ввинчивая каблуки в землю, принялся вбивать в тело крючья каждым ударом кулаков так быстро, как только мог. Когда это делают, лучше всего постараться выйти из игры. Гораздо лучше, чем проявлять смелость и ловить руку. Мои попытки защититься придали ему уверенности в себе. Когда нужно, я не произвожу особого впечатления. Этакий мягкотелый и долговязый верзила, неуклюжий, с торчащими локтями. Но левое плечо повернуто, надежно защищая челюсти, а правая рука достаточно высоко поднята. Лучший способ уловить ритм — это несосредоточенным взглядом следить за животом противника. Тогда можно откатываться и отскакивать, не упуская его из виду, будучи готовым подставить вместо мягкого бедра острое колено. Он затрясся под ударами моих рук, локтей, плеч, а то, что я припал к земле, поставило меня в выгодное положение. Он получил хороший пинок под ребра и еще один около виска, такой, от которого звенит в ушах. Каждый удар он сопровождал тяжелым и резким хрипом, и в конце концов, когда они стали сыпаться все тише и тише, до него постепенно дошло, что большого урона он мне не наносит. Поэтому попытался немного изменить стиль, перейдя от драки в подворотне к сражению в клубе. Чуть отступив и берясь за неотработанные приемы, старался врезать мне наискось правым кулаком. Но я вырубил его, продемонстрировав кое-что из своих уличных драк. Квинсберри в сочетании с методами Тразиано — это всегда малоприятно для косточек суставов. Оттого-то телевизионные гладиаторы и вызывают такое веселье. Всего один такой яростный удар в челюсть заставляет героя зажать свою разбитую руку между коленями, тихо поскуливая от боли. Так что, припадая к земле, полуобернувшись, я чуть подался вниз, чтобы он подумал, будто теснит меня. Это побудило его возобновить удары. Я же с силой наступил ему на ногу и, сцепив руки, врезал снизу в челюсть правым локтем. И, продолжая то же движение, разжимая руки, развернулся к нему, залепив тыльной стороной ладони в переносицу. Неожиданные удары, наносимые быстрой очередью в неожиданные места, деморализуют человека, вызывая у него ощущение, словно он угодил в пилораму. Я вмазал ему в горловую впадину, с размаху влепил доморощенным приемом в ухо, глубоко врезал под пряжку ремня — единственное традиционное место в этой краткой последовательности. И когда он согнулся, схватил его руку за запястье, заломил назад, между лопаток, и протащил его два шага вперед, головой в лодку. Он врезался в борт с напоминающим тамтам звуком, обмяк, сделал инстинктивное движение, выпрямился, снова обмяк и остался лежать у трейлера, бессильно прижавшись щекой к земле у самого колеса.