Пабло Де Сантис - Язык ада.

— Пока еще нет. Воспользуюсь твоим отсутствием. Ты сегодня выступаешь?

— Я уже выступил.

— И как получилось?

— Думаю, что хорошо. Я должен еще кое о чем рассказать.

Мне всегда трудно говорить по телефону, потому что я никогда не знаю, что сказать. И даже если тема для разговора есть, я почему-то всегда становлюсь предельно лаконичным; рассказывая о гибели Валнера, я перешел на телеграфный язык, что придавало событию еще более мрачный оттенок; когда я о чем-то рассказываю — мне об этом часто говорили, — я как бы воздвигаю стену вокруг описанных мною событий и придаю всему трагичную окраску. Перепуганная Елена попросила меня вернуться; она предпочитала мои ночные прогулки по дому тревожному ожиданию приходящих издалека редких новостей.

— Я пока не могу вернуться, — сообщил я. — Нас всех будут держать здесь, пока дело не прояснится.

Она спросила меня о других приглашенных. На самом деле ей хотелось знать, были ли здесь молодые женщины. Я прочитал список участников и уверен, что не забыл никого, за исключением Анны.

— А Наум?

— Говорят, он приедет завтра.

— Я прочла в газете, что он выступит с лекцией в Буэнос-Айресе, а потом вернется в Париж.

Я промолчал.

— Позвони мне завтра, — попросила она. Она сказала, что скучает без меня, и, хотя прошли всего сутки, кажется, что прошло несколько дней. Я ответил, что тоже скучаю, и мне тоже кажется, что прошло больше времени.

— Следи за новостями в печати, — сказал я. — У Валнера есть последователи. Я уверен, что они расценят его смерть как заговор с целью сохранить тайну местонахождения пришельцев.

Когда я спускался на завтрак, я столкнулся с двумя служащими муниципального морга, которые несли на носилках тело Валнера. Он был укрыт черным брезентом. Под впечатлением от этой тягостной встречи я съел только одну булочку.

В баре царило оживление — после смерти Валнера прошло уже достаточно времени. Присутствующие переговаривались между столиками, некоторые отстаивали гипотезу об убийстве. Напротив меня уселся один из двух французов — Шребер — и начал рассказывать мне об исследованиях, которые он провел совместно с группой антропологов с целью изучения языка аборигенов — уже не помню каких — в качестве базы для программы перевода. Некоторые примитивные языки имеют логическую структуру, сходную с искусственными языками, сказал мне Шребер. Цивилизации же, напротив, всегда нуждаются в рациональной речи — чтобы объясняться между собой. Француз ничего не понял, сегодня говорили совсем о другом. Я тактично избавился от его компании и отправился на поиски новостей.

Из динамиков звучала приглушенная музыка, потом музыка смолкла, и раздался голос диктора. В баре воцарилась тишина: диктор, находившийся в столице провинции, говорил: «Нет ли убийцы среди переводчиков? Говорят, что это был несчастный случай или самоубийство, но с кем же тогда разговаривал погибший в ночь преступления? Чтобы отдать долг уважения профессору Валнеру, мы передаем отрывок из лекции, которую он прочел в нашем городе в прошлом году, про город пришельцев — Эркс».

Рассудительным тоном Валнер начал объяснять, что под одной из горных вершин существует город, но правительство скрывает этот факт. Министерская чехарда, партийные междоусобицы, споры политиков служили лишь дымовой завесой; новостями, которые скрывали подлинные события; воображаемыми конституциями, уводившими нас от правды. Он уверял, что изучил подземелье с помощью аппарата собственного изобретения, так называемого эрксоскопа, и слышал под землей голоса, которые разговаривали на языке, напоминающем мелодику музыкальных инструментов, сделанных из хрусталя.

Я нашел Куна во дворе. Он был один и смотрел на море. Кун никогда не был меланхоликом.

— Я все утро разыскивал по телефону родственников Валнера. Но мне удалось побеседовать только с соседями, которые обещали предупредить его племянницу, проживающую я так и не понял где.

— А кто-нибудь из его группы не может тебе помочь?

— Он разругался со всеми. Едва создав группу и придав ей организованный характер, он тут же начал делать все, чтобы вызвать ее раскол. — Кун уселся на крыльцо. — Я готовил этот конгресс два года. Ты даже представить себе не можешь, скольким людям я звонил, направлял факсы и письма… Сейчас никто не думает о конгрессе. Все хотят уехать.

Я подумал, что можно сказать, чтобы поднять ему настроение.

— Люди всегда возвращаются со встреч и конгрессов без особых воспоминаний, разве что о тайном романе. На этот раз каждый вернется с интересным рассказом. В течение как минимум года все будут вспоминать о конгрессе, который организовал Хулио Кун.

Он неохотно улыбнулся и посмотрел на свои карманные часы.

— Пойду в зал. Надо проверить, работает ли микрофон.

— И кто выступает на этот раз?

— Анна.

Ни одна конференция никогда не начинается вовремя, поэтому я задержался в баре, разглядывая входивших людей. Среди них был и комиссар. Он подошел к моему столику.

— Люди очень интересуются сегодняшним выступлением, — сказал он мне.

— Вы что-нибудь обнаружили?

— Кусочек голубой ткани, который зацепился за одну из железок на потолке. Консьерж мне сказал, что Валнер достаточно много выпил. В лучшем случае это было не самоубийство, а несчастный случай.

— Валнера алкоголь не берет. Только слегка заводит.

— Мне говорили, что он разругался с вами во время вашего выступления.

— Мы не ругались, он лишь перебил меня и все.

— Вы с ним не спорили?

— Вы хотите спросить, не я ли его столкнул? В это время я был в другом месте.

— Где?

— На пляже.

— Один?

— С Анной Деспина. Она сейчас будет выступать. Если хотите ее послушать…

— Нет, спасибо. Я всегда засыпаю на лекциях. Не обижайтесь, но перевод — это не та тема, которая меня интересует. Из всех переводов, которыми я занимаюсь, — это беседы с пьяницами, уснувшими на улице. Все алкаши говорят на одном и том же языке: их никто не понимает, но они легко общаются между собой. Когда я выпиваю лишнего, я тоже начинаю их понимать.

Публики было намного больше, чем накануне. Не было ни одного свободного кресла. Посторонние люди, привлеченные новостью о смерти Валнера, рассматривали нас с пристальным вниманием инквизиторов — изучали наши лица, чтобы понять, кто больше всего похож на преступника. Хотя исследования по системе Ломброзо [11] Ломброзо (1835–1909) — итальянский врач и криминалист. официально запрещены в криминалистике, обыватель по-прежнему к ним прибегает.

Анна с нервной улыбкой поднялась на сцену. Казалось, публика не утихомирится никогда. Кун встал, чтобы успокоить зал.