Эбигейл Дин - Девушка А

— Она тебя даже не понимает, — говорила Далила.

Но я читала не столько для Эви, сколько для себя. Я брала ее на руки, когда она начинала хныкать, — как раз вовремя, чтобы не дать ей совсем расплакаться, — и скоро поняла, что могу сама ее успокоить. Именно я то и дело прибегала на ее плач. Мать с Отцом все чаще занимались чем-то другим.

Мой телефон зазвонил среди ночи, с воскресенья на понедельник. Всякий раз, когда я просыпалась вот так — толком не понимая, где я, — мне казалось, что я снова на Мур Вудс-роуд. Много лет назад доктор Кэй разработала для меня план на случай таких внезапных пробуждений. В нем было три пункта: сесть в постели и потянуться вверх; подождать, пока глаза не начнут ясно различать комнату; припомнить как можно подробнее, до мелочей, минувший день. Электрический оранжевый свет фонарей Сохо пробивался в комнату через занавески; ванна и письменный стол выступали из темноты. Вчерашнее платье лежало прямо на туфлях, как будто его хозяйка внезапно испарилась.

Я вспомнила Оливию: как она выпустила свой шарфик в окно, когда такси тронулось с места, — и, улыбаясь, взяла телефон. Всего четыре часа. Я ждала, чтобы звонящий заговорил первым.

— Лекс, столько времени прошло.

— Далила, — сказала я. — Ну, конечно.

— Я в Лондоне, мы можем встретиться. Где ты остановилась?

— Ромилли-стрит, — ответила я. — В «Ромилли Таунхаус». Когда тебе будет удобно?

— Времени у меня немного. Я приеду через час. А может, и раньше.

— Что?

— Я приеду, чтобы встретиться.

— Среди ночи, что ли?!

— Все, давай — до скорого.

Я хотела включить маленький свет, но по ошибке попала по верхнему выключателю. Пинком сбросила одеяло и осталась лежать на матрасе в полнейшем ступоре. Чертова Далила, чертов свет в номере, чертовы ударные, репетирующие сейчас в моей голове, чертово общество любителей виски, чертов наклон земной оси, чертов жаркий Лондон, чертов путь от постели до душа!

Стоя под струями чистой, прохладной воды, я засунула два пальца в рот, затем уперлась лбом в кафельную стену.

Далила.

Перестав дрожать, я открыла окно, села за письменный стол и написала краткое и ясное письмо о том, что она дает согласие на открытие в доме на Мур Вудс-роуд общественного центра, который мы с Эви представляли себе, и на использование денег на это открытие. Графу, где указывалось имя подписанта, я оставила пустой. Я ведь даже не знала, как теперь звали Далилу.

Я заказала два кофе и выпила их.

Она всегда заставляла себя ждать.

Далила появилась спустя два часа после нашего разговора. Позвонила еще раз, чтобы спросить номер комнаты, и минутой позже ее шаги стихли перед моей дверью. Она медлила. Находясь по эту сторону двери, я представляла, как она стоит в пустом коридоре и надевает на лицо подходящую маску.

Библию Отец держал на прикроватной тумбочке. Он посылал нас за ней всякий раз, когда не мог рассказывать нам истории на ночь. Как и в случае с рассказами о жизни наших родителей, мы боролись и за то, чтобы услышать истории из нашей любимой книги. Мне нравилась «Книга пророка Ионы» — из-за кита. Итан любил «Книгу Самуила» и не любил «Книгу Царств» — в ней упоминался его тезка, но лишь с целью подчеркнуть, что Соломон был намного мудрее него [27] Речь об Итане Эзрахите. Считается автором 89 псалма. . Далила с готовностью слушала все, что бы ни выбрал Отец, а он обычно выбирал историю поназидательнее. Думаю, она просто скрывала, будто не помнит, какая книга о чем.

По воскресеньям мы надевали неудобные наряды, тесные в поясе, с высокими белыми воротничками, и шагали через весь город вслед за Отцом. Мы шли мимо церквей, наполнявшихся в этот час прихожанами, в том числе и мимо суровой каменной церкви, стоявшей неподалеку от центра, в которой нас всех когда-то крестили, — туда, где начинались промышленные районы, к небольшому квадратному зданию бежевого цвета, похожему на коробок. Над входом висел белый козырек, и на нем кто-то от руки написал: «Добро пожаловать!».

Приход церкви «Гейтхаус» был невелик. Одетые в одинаковые балахоны люди, что-то бренчавшие на гитарах. Мамаши, толпящиеся возле печенья и сквоша, — увидев Отца, они приветственно махали. Малыши, разгуливающие по проходу и то и дело спотыкающиеся. Несколько вдов, слушающих музыку на задних рядах. Одна из них, миссис Херст, была слепой. Ее глаза всегда вглядывались в какое-то далекое прошлое, которое располагалось на высоте метра шестидесяти сантиметров прямо над моим правым плечом. Мы спорили, кому из нас вести ее в туалет в конце службы. Мы говорили, что боимся ее, как дети говорят иногда, будто им страшно, оправдывая этим свою жестокость.

Родители здесь, в «Гейтхаусе», считались уважаемыми людьми. Наше семейство занимало целую скамью, и старухи гладили нас по головам, когда мы проходили мимо.

Какая-то молоденькая мамаша как-то спросила у Итана, не альбиносы ли мы, но он не удостоил ее ответом. Иногда по воскресеньям Отец читал гостевые проповеди, и они пользовались не меньшим успехом, чем проповеди пастора Дэвида. Однажды, когда пастор приболел, Отец взял на себя молитвенную группу, которая собиралась по вторникам, — в итоге она так за ним и осталась.

«СиДжи Консалтинг» он закрыл вскоре после рождения Эви. Причина оказалась проста — ни у кого в нашем городе не было компьютеров; в то время они и во всей стране-то мало у кого имелись. «Первопроходцев убивают, поэтому гонку выигрывают поселенцы» — говорил Отец. Он всегда был религиозным человеком, но кроме этого он был и бизнесменом, и учителем, и привлекательным мужчиной — всегда нравился женщинам. Жизнь Отца представлялась мне в виде круговой диаграммы, которую мы однажды проходили в школе. Со временем прочие составляющие занимали все меньше места — их постепенно вытеснял религиозный сектор.

Все это напоминало театр. Когда в первый раз кто-то рухнул на колени — сраженный, по всей видимости, святым духом, — Итан поймал мой взгляд и сразу отвел глаза. Я почувствовала, как у него затряслись плечи. Во второй раз было уже не так смешно, в третий — еще меньше; а уж когда наш Отец опустился на колени и протянул руки к распятию, как бы ожидая ответных объятий, — нам стало совсем не до смеха. Одна Далила знала, что нужно делать. Она кружилась, танцуя, запрокинув лицо к дощатому потолку и стиснув маленькие кулачки. Священные слезы то и дело скатывались у нее по щекам и падали в волосы.

Именно в «Гейтхаусе» мы впервые встретились с Томасом Джолли. В одно из воскресений, когда мы все по очереди входили внутрь, Мать, схватив Отца под руку, кивнула в сторону незнакомого лысого человека, сидевшего на задней скамье. Я наблюдала за ним во время службы. Он пел не так усердно, как наш Отец или те люди с гитарами, но знал каждое слово, и, когда пастор Дэвид заговорил, он закрыл глаза, весь подался вперед и улыбнулся, обнажив мелкие неровные зубы. В конце проповеди он моргнул и поймал мой взгляд. Я отвела глаза и почувствовала, что его улыбка стала шире.