Эбигейл Дин - Девушка А

После службы Отец заторопил нас, чтобы мы быстрее вышли в проход.

— Джолли! — воскликнул он, приветствуя незнакомца как старого, доброго друга. Он что-то шепнул ему на ухо, и тот загоготал.

Мать выстроила нас позади себя торжественной ровной линией.

— Вот это семья! — произнес Джолли, обращаясь к Отцу. — Вот это дети! Я столько о них слышал. — Он пожал мне руку и положил на голову свою ладонь.

Он был худым, но руки его были обвиты мышцами, словно веревками, и все его тело пронизывала едва сдерживаемая бешеная энергия.

— Еще кого-то ждете, да? — спросил он, приложив руки к животу Матери.

Она взглянула на Отца — гордится ли он? — и тоже улыбнулась.

По дороге домой Отец был очень воодушевлен.

— Джолли делает потрясающие вещи, — говорил он. — По всему северо-западу. Он специально приехал, чтобы встретиться с нами. — Отец засмеялся и посадил Далилу себе на плечи. Накрапывал дождик, зонтика у нас не было, и холод пробрался мне под одежду.

На болота наползала осень. Я ускорила шаг, Итан бегом догнал меня. Далила по-прежнему ехала у Отца на плечах. Он взял руку Матери, оторвал от коляски и подмял ее под свою.

— Мои чудесные дети! — воскликнул он. — Моя семья!

Джолли оказался пастором в церкви в Блэкпуле, располагавшейся неподалеку от центральной дороги и гостиницы, где работал Отец. Он помогал ему устанавливать новое оборудование — три современных проекционных экрана, для того чтобы демонстрировать видеоролики и фотографии, и новейшие громкоговорители, которые принес из своего отеля.

— Нигде больше не найдете такой атмосферы, как там, — рассказывал он. — Наэлектризованной. Если хотите увидеть, какой станет церковь в будущем, — вам туда.

Каникулы планировались на конец февраля, как раз перед тем, как новый ребенок появится на свет. Ожидались длинные выходные, и у Джолли было назначено много служб и мероприятий. Отец взялся помогать ему морально и технически. Итан, Далила и я пропустили школу в понедельник.

— Вот где ваша настоящая школа! — сказал Отец.

Он обещал нам два номера в гостинице — два самых лучших номера, с видом на океан. Никогда прежде мы не ездили куда-нибудь на каникулы. Приняв решение о поездке, Отец даже помолодел, словно одной только мысли о ней ему было для этого достаточно. Каждый вечер он просил свой ликер и затем очень подробно описывал нам город. «Там есть парк аттракционов, — говорил он, — и огромное чертово колесо». Мы и в самом деле увидели все это — только по дороге домой. Мать слушала его, улыбалась и, закрыв глаза, мысленно уже находилась с ним — в земле обетованной.

Эта беременность давалась ей тяжело. Сильно беспокоил шрам от кесарева сечения — прошло слишком мало времени, он не успел зажить, а кожа опять растянулась. (Интересно, сколько они подождали после Эви, прежде чем он снова ее захотел; сопротивлялась ли она — быть может, молча, отбиваясь руками и ногами, чтобы не разбудить нас, — перед тем, как он оказался внутри нее?) Она показывала нам тоненькую, как отпечаток резинки, аккуратную линию на животе в том месте, откуда Эви появилась на свет. Сейчас шрам изогнулся, оттянутый новой ношей. Мать надолго закрывалась у себя в спальне.

— Ей просто нужен отдых, — утверждал Отец. — И еще морской воздух. И она поправится.

За несколько дней до нашего отъезда он принес домой бумажный сверток.

— Подарок семье.

Далила разорвала упаковку и вытащила тоненькую красную футболку со словами из послания апостола Петра: «Благодать и мир вам да умножатся». На пол выпал целый комплект таких футболок. Всего их было шесть, по одной каждому из нас, детей, Матери и Отцу. Сзади, на спине, наши имена.

— Ух ты! — воскликнула Далила.

Она раздавала нам остальные футболки, держа каждую на вытянутых руках, словно подношение. В пятницу вечером, когда почти совсем стемнело, мы выехали в Блэкпул. Эви ныла на руках у Матери — в это время она обычно или спала, или я сидела с ней.

— Почему мы не выехали пораньше? — спросила я, но тут в машине повисла тишина, и Отец ничего мне не ответил.

Дождь, начавшийся после обеда, шел до сих пор, и мокрая дорога блестела от оранжевых огней. Далила поглаживала новую футболку, машинально касаясь пальцами полиэстера. Итан подставлял учебник свету уличных фонарей и щурился в темноте. Я пожалела, что не догадалась захватить один из своих.

— Когда мы будем на месте, нужно вести себя тихо, — сказал Отец.

Я выпрямила спину и спросила:

— Мы что, уже приехали?

Мы свернули на набережную. Холодное полотно моря сливалось с небом. По другую сторону машины бушевали огни: сверкающие галереи, танцзалы с толпящимися перед ними посетителями, неоновые лошади, мчавшиеся на карусели и зависшие высоко в ночной темноте.

Итан опустил стекло. Трещали игровые автоматы. Какой-то толстяк в костюме инспектора манежа поманил нас к двери, обитой красным бархатом. Возле нее никакой очереди не было.

— Гляди. — Итан дернул меня через сиденье, чтобы я посмотрела. — Там американские горки, видишь? Я обязательно прокачусь!

Чтобы подъехать к гостинице, Отец свернул в сторону от набережной и припарковался в одном из переулков, позади закрытого фургончика с мороженым.

— Помните: ведем себя тихо! — сказал он.

Мы вытащили сумки, коляску и, пошатываясь под их тяжестью, последовали за Отцом — в темноту. Ветер с моря скользил по переулку. Фонари были разбиты, и я не видела своих башмаков. Я наступила на что-то, смявшееся под моей ногой, и поспешила дальше.

Отец привел нас к деревянным воротам и нашел нужный ключ. Пройдя на территорию отеля, мы оказались в саду. Отец работал в блэкпульском «Дорчестере» — этот отель и сейчас стоит на побережье. Лет тринадцать спустя родители Оливии как-то пригласили нас на чай в «Дорчестер» на Парк-Лэйн. Собираясь тогда, я смотрела на свое отражение в огромном зеркале зала суда, предвкушая шампанское, бархатное платье, свежие сконы [28] Британский хлеб быстрого приготовления. — и вспоминала другой «Дорчестер», который казался мне когда-то самым чудесным местом в мире.

Одно время я думала, что вернусь туда — с Эви. «Вот где ты провела свои самые первые каникулы», — скажу я ей. Я планировала наш забег по «Плэже Бич» [29] Парк аттракционов. — от одного аттракциона к другому; как мы выиграем огромного плюшевого зверя; как, просоленные и подвыпившие, будем уплетать рыбу с жареной картошкой на пляже. Я находила «Дорчестер» на сайтах, через которые обычно бронировала отели для командировок или выходных с Джей Пи. Отзывы, однако, были отвратительными. («Ужасное место, не советую!», «Мерзко!» или в самом лучшем случае — «Ничего, но нужно все обновить».) Прокручивая фотографии на сайтах, я убеждалась, что «Дорчестера», который я помнила, больше нет. И если я туда вернусь, то, возможно, выясню — его и не было никогда.