Эбигейл Дин - Девушка А

— Знаешь, на каком мы будем месте в их списке важных дел? — спросил он.

Мать округлила глаза и покачала головой.

— На последнем после самого последнего. Ниже дна, — сказал он и поставил подпись.

Во время обеда я отпросилась в туалет. На полу в нашей комнате лежала кучка книг, которые я взяла в библиотеке неделю назад. Я уже прочла их все, но события, развернувшиеся столь стремительно, помешали мне их вернуть. Я представила, как будет разочарована библиотекарь, которая всегда хвалила мою обязательность и даже сказала как-то, что в ее жизни было время, когда книги нравились ей гораздо больше людей. Я опустилась на колени и стала перебирать корешки. Фантастические романы, ужастики Р. Л. Стайна, какое-то произведение Джуди Блум. Спрятать их все я не могла — они уже, считай, потеряны. Я взяла «Мифы Древней Греции» и, касаясь обложки и золотистого обреза, выпутала их из своего джемпера. Я подумала, это — самая прекрасная вещь из всех, что у меня когда-либо были.

Я запихнула книгу под матрас — Отцу не придет в голову туда заглядывать, а мы с Эви сможем доставать ее по ночам. В ванной я какое-то время стояла перед зеркалом.

— Думай, — сказала я своему отражению, наблюдая, как мои губы вытягиваются в трубочку, произнося это слово. Тогда я в первый раз представила себе, как собираю в рюкзак пожитки и покидаю Мур Вудс-роуд посреди ночи. Я могла бы поступать, как Итан — попрошайничать на улицах. Могла бы добраться до Манчестера или даже Лондона. Могла разыскать мисс Глэйд и упросить ее, чтобы она взяла меня к себе. Идея, конечно, курам на смех. Я распрямила плечи. Да и как можно бросить Эви? Пожалуй, я опережаю события. Я приподняла пальцами уголки губ и вернулась в кухню с улыбкой на лице.

Через два дома от «Лайфхауса» вскоре появился компьютерный магазин, незадолго до закрытия церкви. Он назывался «Бит по биту».

— Чертовы самозванцы, — сказал Отец, подгоняя нас, идущих позади него, когда впервые увидел вывеску. Всякий раз, когда бы мы ни проходили мимо — на воскресные службы или вечерние моления, — народу в магазине оказывалось полным-полно. За прилавком стояла молодая женщина с бритой головой и джунглями татуировок. В окошке висел рекламный плакат — «Бесплатные компьютерные курсы для взрослых». В школе мы изучали компьютерные технологии, и в основном все сводилось к тому, что мальчишки пытались посмотреть порнушку в обход установленных фильтров, однако создать документ или отправить письмо по электронной почте я все-таки научилась. Итана Отец обучил и кое-чему еще, но на других членов семьи эти знания не распространялись.

Как-то раз я мимоходом упомянула «Бит по биту» в беседе с доктором Кэй. Мы тогда разговаривали о Холлоуфилде и о том, как мало я его помню. Она подняла ладонь, нахмурила брови и сказала:

— Давай-ка поговорим об этом магазине и о том, что он значил для твоего Отца.

— Магазин ему не нравился, — сказала я. — Думаю, это более чем ясно.

— А почему, как ты считаешь?

— Потому что его собственное начинание провалилось. Он просто завидовал.

— А может быть, этот магазин стал последней каплей? Живым напоминанием обо всех его провалах? О которых он так пытался забыть, что даже место жительства сменил?

— По-моему, это был просто магазин, и ничего больше, — ответила я.

Доктор Кэй поднялась со стула — всегда так делала, когда оживлялась — и подошла к окну. Это было не то длинное окно, выходившее на Харли-стрит. В те времена мы еще встречались в больнице, расположенной в Южном Лондоне. Ее кабинет находился в цокольном этаже, и ей приходилось все время держать жалюзи закрытыми — другие врачи любили курить возле окна.

— Ну же, Лекс, — сказала она. — Попробуй влезть к нему в голову, хотя это очень неприятное место, я знаю, и проследить перечень его провалов. Занятия по программированию. Работа в отделе технического обслуживания. «Лайфхаус». Падение его идола. Провал за провалом. Мужчины вроде твоего Отца — чудны́е и очень ранимые. Они легко ломаются. Это как трещина с волосо́к в фарфоровом горшке. — Она повернулась ко мне и улыбнулась. — Ты и не узнаешь, что он разбился, пока дерьмо не начнет вытекать наружу.

— Провалы бывают у многих людей. Каждый день. Постоянно, — возразила я.

— И разум каждого из этих людей переваривает провал немного по-разному.

Она пожала плечами и вернулась к своему стулу.

— Я вовсе не собираюсь просить тебя пожалеть его. Только попробовать понять.

Мы, как это часто бывало, зашли в тупик — сидели и молчали, и каждая ожидала, что другая заговорит первой.

— Я прошу тебя об этом, поскольку это может тебе помочь.

Тот день стал первым после моего возвращения в школу. Уже наступил вечер, а мне еще предстояло посетить физиотерапевта и доделать уроки.

— Мы закончили на сегодня?

Она предприняла последнюю попытку:

— А ты не помнишь, когда открылся тот магазин? До Эпохи привязывания или после?

Я уже натягивала пальто.

— Мне пора. Правда. Папа ждет.

Он не ждал. Я сидела возле регистратуры и наблюдала, спрятавшись за фонтаном, как сквозь раздвижные двери проходит череда странных личностей, — на тот случай, если доктор Кэй выйдет из своего кабинета, чтобы уличить меня во лжи. Всякий раз, когда я думала об Отце, мне вспоминались фотографии, опубликованные в газетах после нашего спасения. Отец на церковной кафедре (Проповедник смерти); Отец на Центральном пирсе («Раньше они были нормальной семьей»). Его настоящее живое лицо — расплывающееся ли от удовольствия, подергивающееся ли от разочарования — ускользало от меня. Ему бы понравилось, что он так неуловим.

Разумеется, доктор Кэй была права. Эпоха привязывания началась через несколько месяцев после того, как открылся «Бит по биту». Когда я в последний раз проходила мимо магазина — это было еще в те дни, когда мы могли выходить, — витрина оказалась разбита. Дыру закрыли картоном и прикрепили на него листок с надписью: «По-прежнему открыты для бизнеса».

В последующие две недели мой мир сжался до офиса и гостиницы. Черные такси, сверкавшие фарами при моем приближении, возили меня туда и обратно. Я спала так мало, что не различала, когда заканчивался один день и начинался следующий. Только мигали, перескакивая с одной даты на другую, числа внизу экранчика моего телефона. Утвержденное судом завещание хранилось в моем номере в сейфе. Я почему-то боялась прийти однажды и не обнаружить документ там. Я попросила Билла перенести наш визит в Холлоуфилд. Он ответил не сразу, и я уже подумала было, что он сейчас откажется. В желтой прессе появилась статья под названием «Дом Кошмаров в Холлоуфилде: что с ними стало?» Я представила, как члены комитета стоят над этой статьей и гадают, кому из нас за это заплатили. Двухстраничный разворот, в центре — знаменитая фотография, та, на которой мы стоим в саду. Вместо наших фигур — семь черных силуэтов, подписанных буквами-псевдонимами. В качестве заметок на полях журналист давал нам характеристики. Итан — это «вдохновение». Кое-кто из окружения Гэбриела называл его проблемным. Девочка А — «неуловимая». Билл вздохнул. Он давал мне еще неделю.