Эбигейл Дин - Девушка А

Подъехав к «Крикетному клубу Крэгфорта», я остановилась на газоне и нацепила на нос темные очки. Выбравшись из машины, увидела, как по направлению ко мне идет пожилой мужчина, одетый в белое. Он держал палку в одной руке, корзину — в другой, и на какое-то мгновенье мне вдруг показалось, что я попалась. Вдруг все население городка только и ждало моего появления и теперь готовилось защищать от меня Ноя всеми возможными средствами?

— Мы собираем по пятьдесят пенсов на автомобильную парковку, если вы можете, — сказал он.

— Да-да, конечно, — ответила я.

Наконечник его палки был выполнен в форме крокетного мяча, на котором даже имелись швы, вытравленные в дереве.

— Классная штука, — воскликнула я.

Он усмехнулся. Я вытащила десятифунтовую банкноту — неловкий момент: сумма оказалась гораздо больше, чем он просил, но купюр мельче у меня не нашлось. Я опустила ее в корзинку.

— Сдачи не нужно.

— Вам нужно и для себя что-то оставить. В клубном баре напитки — два по цене одного, если покупать до шести часов.

— Спасибо. Мне как раз подходит.

Он уже высматривал следующую машину, но все-таки, обернувшись, махнул мне на прощанье, а я махнула ему в ответ.

Обогнув павильон, я вышла к находившемуся за ним крикетному полю. Городок был окружен покатыми зелеными холмами, на одном из ближайших ко мне прогуливались люди — крошечные на фоне неба. Возле зданий, в тени, стояли скамейки, но все болельщики собрались на солнышке, на краю поля. Я встала в нескольких метрах от них и посмотрела на табло. Джей Пи любил крикет, и я довольно неплохо в нем разбиралась. Летом, когда ему приходилось работать по выходным, в нашей квартире звучало радио Test Match Special, специализирующееся на крикете. Его журчание убаюкивало. А вот Отец считал, что крикет — игра для извращенцев.

Команда Крэгфорта отбивала. Пятьдесят два к трем. Очередной отбивающий только что вышел на поле. Он играл неуверенно, пропуская большинство мячей. Я оглянулась на мальчиков, стоявших на трибунах, высматривая сама не знаю кого. Один мужчина отделился от толпы и по краю поля пошел ко мне. На голове у него красовалась кепка с надписью «Крикетная команда Крэгфорта».

— Приветствую, — сказал он. — Неплохое начало, не правда ли?

— Неплохое.

— Вы чья-то мама?

— Да нет. Просто заглянула ненадолго.

— Довольно приятный способ провести время.

— Да.

Я уже вспотела. Поправила очки, отбросила волосы с лица.

— Пойду, пожалуй, чего-нибудь выпью.

— Конечно-конечно. Думаю, у них там сейчас есть разные предложения типа «Последний день лета».

— Ох, как жаль, что я за рулем.

В здании клуба было темно и прохладно. Ковер цвета мокрой травы и фотографии — целая стена фотографий команды. Мужчина с автопарковки сидел за барной стойкой, держа в руках пинту пива, еще не отпитую.

— Вас не пришлось лишний раз уговаривать.

Я рассмеялась.

— Просто диетическую колу, пожалуйста.

Девушка за прилавком кивнула, а мужчина сказал:

— За счет клуба! — И, обращаясь уже к бариста, добавил: — Все свои сбережения она профукала на парковке.

— Спасибо, — откликнулась я.

— Вы едете издалека? — спросила девушка, ожидая, пока наполнится бокал.

— Из Лондона.

— Неудивительно, что у вас такой несчастный вид, — заметил мужчина.

Я ухмыльнулась и, взяв бокал, вышла обратно на солнце.

Мой новый друг в кепке по-прежнему стоял один, и мне показалось странным не подойти к нему. Неуверенного отбивающего уже вывели из игры, и его отец сейчас серьезно с ним разговаривал.

— Вы почти ничего не пропустили, — произнес мужчина в кепке.

— А вы приезжаете каждую неделю?

— Стараюсь. Мой сын раньше играл за эту команду. Хорошие были времена.

— Ясно.

— Это славное сообщество. Все друг друга выручают. Такое редко где встретишь.

— Ваша правда.

На поле вышел следующий отбивающий. Он без видимых усилий совершил пробежку к краю. Я допила колу и всосала лед. Наблюдать за новой парой игроков было интереснее. Они казались дерзкими, агрессивными и через центральную полосу давали друг другу инструкции, которые до меня не долетали. Мне стало тепло и лень что-либо делать. Я подумала, что могла бы пробыть здесь до вечера и заказывать джин с тоником через каждые несколько «оверов», включавших шесть подач.

— Вы разбираетесь в игре? — спросил меня мой новый знакомый.

— Я одно время встречалась с парнем, которому нравился крикет. Впрочем, все это уже в прошлом.

— Ну, хоть что-то из тех отношений вы почерпнули, — заметил он.

— И то правда, — ответила я.

Через несколько подач действующий отбивающий смазал удар, и мяч, описав дугу, попал в руки принимающего игрока. Мой знакомый моргнул и первый разразился аплодисментами. Отбивающий пожал плечами. В одиночестве начал он неблизкий путь к павильону. Выглаженная форма кремового цвета на фоне травы оттенка зеленый электрик. По пути он снял с себя шлем.

Я сдвинула очки на лоб.

Ной Грейси.

Он оказался на голову выше меня. Такие же, как и у всех нас, белые волосы, выгоревшие на солнце. На питче [41] Прямоугольная площадка в центре поля для крикета. Ной казался младше, но, когда приблизился к зданию клуба, я поняла, что он выглядит не младше остальных мальчишек, ждущих своей очереди отбивать. В детстве — и это факт — мы все выглядели старше своих лет. У ограды, в тени здания, его поджидали две женщины, сидевшие на складных стульчиках около сумки-холодильника. Они были далеко от меня, и я не слышала, о чем они говорили. Одна из них дала ему банан, и он побежал к своей команде.

Ной Кёрби.

Мальчишки расступились, и он влился в гущу. Кто-то протянул ему бутылку воды. Кто-то взъерошил волосы. Мужчина рядом со мной все еще аплодировал.

— У него был хороший сезон, — сказал он.

Будучи не в состоянии говорить, я просто кивнула и тоже захлопала. Одна из тех женщин, что ждали у ограды, открыла банку пива и достала газету, а другая сложила свой стул и жестом показала в сторону деревни. К тому моменту, как она дошла до парковки, я уже следовала за ней.

Существование «Лайфхауса» стало коротким и бесславным. Он навсегда закрыл свои двери приблизительно в то же время, когда родился следующий ребенок, и в доме на Мур Вудс-роуд стало неожиданно людно. Малыш спал в колыбельке в углу родительской спальни, плакал, и плач его разносился по этажам. Отцу теперь некому было читать свои проповеди, и потому он читал их нам. Мать успокаивала то одного, то второго; порой мы не понимали вовсе, кому на этот раз адресовано ее «ну, ш-ш-ш… тише-тише».

В «Лайфхаусе» по большей части бывали только мы. Глядя на тщетные попытки Отца обратить жителей Холлоуфилда в истинную веру, я осознала: его обаяние куда-то подевалось. Его прежние верные сторонницы — беспокойные мамаши и скучающие девицы, надеющиеся, что спасение души обернется интересным приключением, — больше не смотрели на него, когда он проходил мимо. Он стал напряженным и беспокойным, на коже отчетливо проступили вены. Угрюмость, которую раньше удавалось прятать, теперь стала пугающей, и мамаши, вежливо улыбаясь, старались убирать своих детей с его дороги. Брюхо, дырявая одежда — он не выглядел как человек, который может кого-то спасти.