Эбигейл Дин - Девушка А

Оливия фыркнула в свой бокал для шампанского и коснулась моей руки.

Оливия учила меня не жалеть на себя денег, и, прилетев на остров, я взяла в аэропорту двухместный кабриолет. Все оказалось точно так, как я и представляла в детстве. Стоило нажать кнопочку — крыша убиралась. Увидев машину, Оливия расхохоталась и смеялась всю дорогу, хватаясь то за очки, то за сумочку, то за волосы.

Выложенные галькой ступеньки вели к розовой вилле. Веранда, ставни и гекконы, пробегающие по стенам. Вдалеке маячила гора. Сад, затененный толстым фиговым деревом, сужался, уходя в заросли сосен и диких цветов. Внизу виднелись бухточка и океан. Мы побросали чемоданы на веранде и спустились на пляж; никто из нас не решался заговорить — тишина была абсолютной. Невольно думалось, что нас кто-то слушает. Временная пристань болталась в приливных волнах. Ее доски были скользкими и растрескавшимися. В тени бухты валялась простая лодка, перевернутая вверх дном и без весел. Обычные предметы в таком уединенном месте казались чем-то или волшебным, или проклятым. Оливия уселась на гальку, сняла туфли, носки, а затем и джинсы.

— Ну неужели мы будем чего-то ждать, когда здесь так хорошо?

Держась за руки, мы добрели до моря и ступили на отмель. Алебастровые ноги под водой. Стайки полупрозрачных рыбок, обтекаемых, как волнорезы, вились между нами.

В эту первую ночь в чужой постели с непривычными подушками я получила электронное письмо от Билла. Он писал: «Они согласились профинансировать проект».

Несколько долгих мгновений я лежала и перечитывала письмо вновь и вновь. Ликующее биение моего сердца казалось слишком громким для этой комнаты. Оливия уже спала, а больше об этом поговорить мне было не с кем. Я бесшумно спустилась в кухню, налила себе бокал вина и вышла с ним на веранду. Теплая серебристая ночь. Ни к кому конкретно не обращаясь, я подняла бокал. Вскоре на Мур Вудс-роуд, одиннадцать, появится строительный забор, и за ним дом начнет меняться.

Комнаты его заполнятся рабочими с флягами и электроинструментами. Они осушат полы и сад. Разберут второй этаж, ослабят нагрузку на старые стены и пробьют их. Они будут острить, отпускать шуточки насчет того, чем заполнен сад, но только в дневное время. Будет приезжать Кристофер, одетый в кашемир со светоотражающими элементами. Строительный мусор никого не заинтересует, и даже самого маленького обломка никто не захочет взять.

К Новому году они закончат штукатурить стены и оставят дом просыхать. Вставят окна, повесят светильники, прикрутят розетки и выключатели. Навесят двери и обставят комнаты. И в самом конце займутся дизайном. На стене библиотеки местный художник изобразит мальчика и девочку в натуральную величину. Держась за руки, они будут шагать вприпрыжку так, что покажется, будто вот-вот сойдут со стены. Мальчик — лет семи — восьми, девочка — уже подросток — оба того возраста, какого им не суждено было достичь. И они понимающе улыбаются друг другу.

Три дня мы жили в непрерывном празднике. Неспешно, без всяких планов, все время что-то выпивая. Я бегала по утрам, когда солнечный свет бывал еще холоден и свеж. Перед обедом мы плавали. Оливия уплывала кролем за пределы бухты, в открытое море — в такую даль, где среди воды и солнечного света ее невозможно было разглядеть. Я останавливалась там, где вода доходила до горла, и неэлегантно барахталась в волнах, слушая свое дыхание и плеск прибоя. Я смотрела на пляж и на скалы над ним. Весь остров усеяли скрытые бухточки и оливковые рощи. Здесь хотелось поверить в мифы. Поверить во что угодно. Я брела обратно к берегу, затем ступала по гальке, и соленая вода стекала с меня.

Это казалось счастьем, таким, которое стараешься приберечь на трудные времена. Я снова стала блондинкой — подумала, что Итан одобрит. Днем мы пили и готовили разные экстравагантные блюда: рыбные, мясные, сырные. Мы просиживали на веранде до поздней ночи — читали или разговаривали. Оливия не расспрашивала меня о летних событиях, и я ничего не рассказывала ей.

— Когда состаримся, можем открыть таверну, — говорила она.

— Только без всяких там посетителей.

— Господи, ну конечно — без.

— Мы будем давать им от ворот поворот, — говорила я. — Даже тогда, когда вокруг не будет ни единой живой души.

— «А вы забронировали столик?»

Накануне свадьбы меня разбудили голоса, доносившиеся из бухты. Похоже, кто-то вторгся на наш остров, ну или я еще не до конца проснулась. Я выбралась из постели и с чашкой кофе в руках побрела в нижнюю часть сада. В бухте, в пятидесяти метрах от берега, пришвартовалась яхта, шлюпка уже добралась до пляжа. Мужчина, стоявший на причале, прыгнул и, перевернувшись в воздухе, врезался в воду. Вынырнув, он обернулся и что-то крикнул остальным, оставшимся завтракать на палубе. Англичане. Я почувствовала горькое разочарование. Магия исчезала. Прибывали приглашенные на свадьбу гости.

В ту ночь я никак не давала Оливии уйти с веранды. Миновала полночь, стихла музыка на яхте; вторая бутылка вина, затем — третья.

— Я — все, — почти в два часа ночи сказала она, протестующе вскинув руки. — И тебе того же советую.

Она вернулась через некоторое время, держа во рту зубную щетку, чтобы сообщить:

— Знаешь, а ты можешь и вообще не ходить на эту дурацкую свадьбу.

— Спокойной ночи, Оливия.

— Ложись спать, Лекс.

Уснуть было немыслимо. Я вытерла стол. Приняла душ. Открыла у себя в комнате окно и улеглась поверх покрывала, глядя в ночь. Я была слишком пьяна, чтобы читать. Стоявшая в доме тишина растекалась во все стороны — к океану и на дорогу, в номера к Далиле и Итану, вверх в городок, в банкетный зал, ожидающий завтрашнего торжества. Казалось, будто все люди на острове спят. Чтобы чем-то себя занять, я достала костюм, который собиралась надеть, повесила его на дверь ванной комнаты и стала разглядывать, как будто это могло меня развлечь. Двубортный пиджак и брюки-слаксы. Цвета розового фламинго.

Пусть все смотрят.

Больше делать было нечего, и я стала думать о трех самых насущных вещах. О моей последней встрече с доктором Кэй, когда я сказала ей, что жду не дождусь, когда приземлюсь в Нью-Йорке. О просьбе моих родителей за кухонным столом и их ночные дебаты. Слова, которые я сказала Далиле, но не в «Ромилли», а до этого, в нашу последнюю несчастную семейную встречу.

Каждая такая встреча проходила в некоем центре, где находилось много ярких и интересных вещей, призванных отвлекать нас. Поощрительная беседа уже закончилась, групповое упражнение — тоже; наступило свободное время. Итан, прижав ладонь ко лбу и заложив карандаш за ухо, что-то пересматривал. Гэбриел сосредоточился на своей игровой приставке — крыса на задних лапах пыталась избежать булыжника, но камень настигал ее на каждой без исключения попытке. Я побеждала Далилу в «Скраббл».