Кэти Лоуэ - Фурии [litres]

– Таким образом, трагедия в следующем: мы обречены делать больно тем, кого любим, – мимолетной мыслью или страшным преступлением. И вот что такое смертный грех: гнездящиеся в нас фурии становятся судьбой, а судьба своим чередом порождает в нас фурий: одно есть отражение другого. И поверх всего этого – лунный свет: пристальный взгляд богинь – Гекаты и ее родственницы Медеи.

Над нами зазвонили колокола, из главного здания донеслись восторженные вопли; мы же четверо продолжали сидеть в тишине, и воздух дрожал от напряжения. Аннабел улыбнулась, мы встали, чтобы обняться на прощание, и, когда она приблизилась, пальцы ее, казалось, проросли корнями в наши обнаженные руки. Действительно, походило на прощание, хотя – принялись уверять мы самих себя, дождавшись, пока Аннабел покинет Колокольню, – расстаемся мы всего лишь на лето. Как же мало мы тогда знали! Как все изменится в течение ближайших часов, и эти краткие минуты радости навсегда и безвозвратно останутся позади.

Мы сидели в башне с часами, куда не проникала сухая летняя жара и где царила благословенная прохлада. Далеко внизу, освещаемые китайскими фонариками, висели между деревьями театральные маски, садившееся за нашими спинами солнце начинало приобретать медный оттенок. Гулявшие во дворе школьницы, казалось, лучились изнутри, сквозь большие сводчатые окон лился яркий свет. Была во всем этом некая магия, некая сладость, какой я не ощущала уже несколько месяцев; наверное, то была сладость летнего цветения, хотя в душе я надеялась, что дело совсем в другом, что мы избавляемся от ужаса всего того, что произошло раньше.

– Чудный вечер, – сказала Грейс, подходя вместе со мной к окну. Она протянула мне бокал вина: Робин наконец взломала шкафчик с напитками (после многомесячных попыток, следы которых – шпильки для волос и скрепки для бумаг – валялись разбросанными по полу).

Между нами установилось негласное перемирие, по крайней мере на этот вечер. Всю неделю четыре белых платья (сшитых собственноручно Грейс) ждали нас. Платья были просты и элегантны – в отличие от кричащей безвкусицы, которую предпочитали наши одноклассницы, – сплошные фижмы и корсеты, чудовищный декаданс. Я расправила ладонями мягкую ткань своего платья.

– Господи, вы только послушайте, – сказала Робин, листая ежегодный фотоальбом. – «Когда идет дождь, ищите радугу. Когда стемнеет, ищите звезды».

– Что за бред? – простонала Алекс.

– И еще, – фыркнула Робин. – «Я буду ждать, ждать вечно, как солнце». Это что, из песни?

– Погоди, а разве тебе не нравится? – спросила я, присаживаясь рядом с ней. Алекс фыркнула. – Я про песни.

– Мне нравятся хорошие песни. Наверное, ты бы хотела, чтобы твои школьные годы были навечно запечатлены в словах великого поэта, а не в песенках «Спайс Герлз», а, «перчинка»?

– Я практически уверена, что они не сами пишут тексты, – сказала Алекс, забирая у Робин фотоальбом. – К тому же цитаты – не лучшая часть здесь. Мне лично нравится раздел «Помни меня»: «Я бы хотела, чтобы меня запомнили…» – пропела она высоким голосом королевы красоты.

– …как убийцу учителя в его собственном доме, – подхватила, смеясь, Робин. – Вряд ли, конечно, такое разрешат написать…

Она осеклась на полуслове – Алекс и Грейс с пепельными лицами и приоткрытыми ртами смотрели куда-то мимо нас. Я повернулась, следуя за их взглядом: дверь, ведущая в маленькую кухню, была слегка приотворена.

– Ты… – Грейс посмотрела на Алекс. – Ты что-нибудь слышала?

Алекс кивнула. Робин повернулась к двери, потом посмотрела на меня.

– Вы параноики, – сказала она, но как-то неуверенно, словно сама не верила своим словам. – Там никого нет.

– Я тоже ничего не слышала, – нервно подтвердила я. – Может, птица залетела?

– Или летучая мышь, – добавила Робин.

– Тихо. – Алекс встала и медленно направилась к двери, Грейс в двух шагах – за ней. Она положила ладонь на дверь и толкнула: медная ручка стукнулась о книжные полки, на пол со стуком упала фарфоровая кукла. – Какого черта…

– Извините… я правда не хотела… – В кухоньке, прижавшись к стене, стояла уже одетая к балу Ники.

Алекс посмотрела на Робин, глаза ее полыхали гневом. Она перевела взгляд на Ники.

– Ты как сюда попала?

– Я не… – начала та дрожащим голосом.

– Ники, как ты сюда попала?..

– Дверь… Дверь внизу была не заперта, и я просто заглянула…

– Зачем?

Ники вздохнула, закрыла на мгновение глаза, успокоилась.

– Любопытно стало, что вы здесь делаете. Вы ведь сюда целый год таскаетесь, я знаю.

– Ах ты, любопытная сучка, – сказала Робин. – Я так и знала, что ты…

– Успокойся, Робин, – холодно осадила ее Алекс и повернулась к Ники. – Подслушивала?

– Нет, я ничего не слышала, – покачала головой Ники.

Алекс и Грейс обменялись взглядами.

– Правда, – добавила Ники. – Просто ждала, пока вы выйдете, чтобы спокойно уйти.

– Врет, – сказала Робин. – Наверняка слышала…

– Робин, – повторила Алекс, – сделай милость, заткнись. Помолчи хоть для разнообразия.

Робин закатила глаза и, клокоча от ярости, отошла к окну, выходящему на восток. Я посмотрела на Ники, щеки ее пылали, на лбу выступили капли пота.

– Тебе лучше уйти, – спокойно сказала я, почуяв возможность торга: если я буду вести себя с ней по-доброму, она, возможно, не расскажет Робин про то, что видела. Один секрет за другой. – Если Аннабел увидит тебя здесь, она…

– Ладно, ухожу. – Ники схватила свою маску – белые перья, стразы, серебристая лента – и направилась к двери. – Все равно бал вот-вот начнется. – Она примирительно улыбнулась. – Там и увидимся?

Я проводила ее до двери.

– Да, мы скоро подойдем.

Мы стояли молча, пока железная дверь лифта не захлопнулась с лязгом, эхом отозвавшимся в лифтовой шахте. Я закрыла дверь.

– Она все слышала, – сказала я.

– Уверена? – Алекс внимательно посмотрела на меня.

Я кивнула.

– Да. Она ни за что бы не ушла, если бы уже не вынюхала что-то.

– Черт! – Алекс хлопнула обеими ладонями по столу. – Черт, черт, черт!

– Может, ничего не скажет… – с надеждой предположила Грейс.

– Ей нечего было бы рассказывать, если бы Робин не… – Алекс сплюнула.

Робин круто развернулась и метнула на нее гневный взгляд.

– Да пошла ты знаешь куда! У тебя я всегда и во всем виновата, скажешь, не так?

– Да? Надо же было тебе вспоминать про декана. Тебе и твоей тупой…

– Откуда мне было знать, что она там прячется? Я думала, мы тут одни!

– Даже если бы так, это не шутки. Ты всегда…

– Да ладно вам, – вмешалась я, чувствуя, как сильно колотится сердце в груди. – Какой смысл ругаться?

– Она права, – согласилась Грейс. – Надо бы сходить и посмотреть, что она теперь делает.