Андрей Мерзляков - Пацан

— Стой, пацан! — слышался изнутри его нарастающий крик.

Я побежал к гаражу, распахнул одну створку двери, потом вторую. Отец направлялся ко мне.

— Ты проведешь в чулане всю оставшуюся жизнь! — в руках у него уже было ружье, то самое, которое держала Вик, в тот день, когда я её видел в последний раз. Живой.

Тут мой взгляд упал на место, где я рыл яму. И вдруг я всё понял, до меня дошло! Мозайка в голове вдруг сложилась сама собой.

Он зарыл её тело под землей!

Я замер. Машину завести я бы никак не успел. Времени хватило лишь открыть ворота сарая.

Я рванул в сарай и схватил грабли, на зубьях которых засохли комки земли.

Отец остановился в двух шагах от меня. Я видел его злые, бегающие как часики глаза, взъерошенные волосы, плотоядный оскал.

— Что ты будешь с этим делать? — бросил он мне тяжело дыша.

Я почувствовал, как по спине стекает пот, а рубашка прилипла к коже.

— Ты её убил! — крикнул ему я.

Кажется, комок, подступивший к горлу, перешёл в следующую стадию: болезненно защемило в груди и слезы сами побежали из глаз, хотя я всеми силами старался не разревется как девчонка.

— Ты совсем умом тронулся, пацан?! — отец вскинул ружьё, но целился не в меня, а рядом.

— Ты убил её! Убил! Вик! Ты убил её, чёртов псих… — не унимался я, вцепившись в грабли и держа их перед собой, как единственное средство обороны.

— Никого я не убивал! — ярость отца сменилась какой — то что ли, отрешённостью. Будто он вдруг понял свою вину, осознал, и сейчас вдруг в душе раскаивается.

— Как я сразу не догадался! Как я сразу не догадался, что это ты! — ревел я.

Мне казалось, что это какой — то дурной сон, что всё происходящее сейчас вовсе нереально, выдумано моим воображением.

Может я сейчас проснусь и всё закончится?

— Пацан, уймись!

— Н — е — е — е — т! — кричал в истерике я.

— Нам надо поговорить, — опустил ружьё отец. — Слышишь?

— Ты и маму убил! — кричал мой голос, а я словно стоял рядом, отстранённый и внимал ему. Я в один момент был источником звука и одновременно им не был.

— Что с тобой происходит? Пацан, тише, тише. Успокойся, прошу.

Я бросился с граблями в его сторону, но целью был не он. Я ненавидел его, но мне хотелось увидеть тело. Я сам копал тогда яму, а он лишь наблюдал, он лишь заставил меня это сделать. Я был причастен к её смерти, я сам вырыл ей могилу.

Откуда я мог знать, что он принуждает меня, дабы скрыть убийство?

Он и собаку убил!

Мой отец чёртов псих!

Отец отпрянул, глядя на то, как я начал грести землю граблями. Вскоре я отбросил грабли и, как безумный, раскидывал землю руками.

— Они там, да? Отвечай! — кричал я то и дело поднимая глаза на отца.

Отец опёрся на ружьё, а потом и вовсе присел на землю.

— Я тебе говорю, — уже скулил я.

Я вновь схватился за грабли, потом понял, что так я буду здесь пытаться вырыть яму до утра. Лопатой получалось лучше.

Я побежал в сарай, отец проводил меня тяжелым взглядом.

Отец мог выстрелить тебе в спину, пацан.

Вернувшись с лопатой, я принялся вновь за землю, откидывая пласт за пластом в сторону. Спустя какое-то время, выбившись из сил, я завалился на бок, пытаясь отдышаться. Отец все так же сидел, держась за ружьё, которое было направлено дулом вверх.

— Скажи мне… — взмолился я. — Это ты их убил? Ты? Отец…

В ответ мёртвое молчание.

Где — то защебетали птицы. Вдалеке я видел снопы сена, которые вскоре пойдут на подкормку скота.

— Они здесь? — не унимался я, а слезы капали в яму, которая была ещё далека до той, которую он меня заставил выкопать.

— Да, — наконец выдавил он и расплакался.

— Ты сволочь! — заорал я и кинулся на него с кулаками. — Я знал, что это ты! Знал! Я тебя просто ненавижу!

От моих тумаков отец даже не отмахивался, а просто сидел как мумия и получал заслуженное.

— Грёбанный убийца!

— Лукас, уймись, прошу.

— Зачем?

Но отец не ответил. Он пошёл в дом, вернулся через пару минут с бутылкой, открыл её, и сидя на земле, рядом с местом, где я орудовал лопатой, начал пить. Бутылка поднималась к его рту и опускалась.

Яма становилась всё глубже. Я тяжело дышал. Я ненавидел его, за то, что он просто сидел и смотрел, даже сейчас.

Спустя какое-то время, лопата встретилась с чем — то твёрдым.

«Кость» — подумал я.

Посмотрел на отца, но тот словно был парализован. Бутылка, почти выпитая, стояла рядом. Ружьё он обнимал, как пьяный обнимает придорожный столб.

Я отбросил лопату и начал вновь грести руками. Показались зубы. Они были светлыми, не испорченными, будто тот, кому они принадлежали, оказался зарыт под землю совсем недавно.

— Нет… папа… я не верю…

Я провел руками по земле, откидывая чёрные комки в стороны, будто играл в песочнице, пытался найти спрятанную игрушку.

Пальцами ощутил, что — то ворсистое… Волосы! Это были волосы!

Копнув чуть глубже, я понял, что это была шерсть.

— Это собака? — в замешательстве я глянул на отца. — Ты и собаку сюда закопал, больной ублюдок?!

Отец, которого я знал раньше, до череды смертей, ударил бы меня по лицу и запер в чулане. Сейчас же отец напоминал манекена, сидящего здесь лишь для декораций.

Я налетел на него и схватил за шиворот, так же, как отец Вик меня вчера.

Тебе это приснилось, пацан.

Почему он не приехал? Может быть отец его тоже убил, что бы замести следы?

— Где тело? Где? — закричал я ему в лицо.

Отец медленно перевёл взгляд на раскопанную яму. Тогда я понял. Тело Вик ещё ниже. Если вдруг полицейские увидели бы перекопанную землю, скорее всего он бы им сказал, что закопал там собаку. Они, есть вероятность, что не поверили ему и решили посмотреть, что там в действительности зарыто. Подозрения сразу отпали бы. Труп собаки вряд ли бы стали убирать и копать ещё ниже, в поисках человеческих тел. Ведь так?

Я вытащил труп собаки используя лопату и грабли. Подцепил мягкое тело с первыми признаками разложения и оттащил в сторону. Старался по меньше смотреть, что бы не стошнило.

Дальше, земля была рыхлой, податливой. Ничего удивительного, я ведь совсем недавно всё здесь переворошил.

Первое, что попалось мне на глаза, когда яма стала ещё глубже, была белая рука. Кожа на ней напомнила мне о снеге.

Это была рука Вик. Ноготки ровные, даже земля до них словно не добралась.

— Господи… Как ты мог?!

Я чувствовал к Вик что — то теплое, нежное. Не мог объяснить тогда, да и сейчас тоже. Вспомнил, какое у неё было миловидное лицо, она называла меня по имени. А теперь она лежит мёртвая, здесь, никому ненужная кукла, выброшенная на произвол судьбы.

Я шмякнулся на землю, держась за черенок, и не сводя глаз с белой как мел ладони. Отец тоже смотрел в эту могилу, возле нашего жилища.