Кирилл Берендеев - Отряд Нандо Бругейры

– Это все мои, – коротко ответил Нандо, когда рядовые вернулись. – Нас только пятеро.

– Представьтесь, капитан.

– Фернандо Бругейра, ротный второго батальона интернациональной бригады…

– Это лишнее. Бригады кончились, как и вы, впрочем. В последний бой идете на соединение с Контадором?

В ответ Нандо кивнул. Капрал поморщился.

– Опоздали. Мы его утром казнили, сразу после штурма. Смертный бой для вас не получился. И то хорошо.

– Вы правы, капрал, – Нандо подождал, может, он представится. Но нет, старый служака молчал. – Я так понимаю, умрем мы вместе.

– Вы правильно меня понимаете. Энао, забери у товарищей республиканцев их добро… Да, много ж вы тащили. Жаль, что не успели. Вам надо было еще вчера выходить, чтоб к нашей атаке подойти, – странно, но в голосе капрала и в самом деле, проскочила нотка сочувствия. Он еще раз оглядел плененных и остановил взгляд на Микеле. – А вот тебя я кажется знаю. Ты тот самый Пистолеро, что пятерых моих положил позавчера? Я прав?

Ланда кивнул, подтверждая.

– Все верно, господин капрал.

Недолго помолчали. Рядовой Энао перетащил последние сумки с патронами к товарищам. Капрал поглядел на них.

– Надо утопить все к чертям, у нас такого добра завал, а у них времени воспользоваться уже нет, – и перевел взгляд на плененных. – Последние пожелания будут? – молчание. – Священника у нас нет, сами понимаете, но ведь вы атеисты. Платки?

– Нет, благодарю господин капрал, – ответил Бругейра. Он стоял чуть впереди, будто пытаясь закрыть грудью свой отряд. Лулу смотрел на капрала исподлобья, Рафа покачивал головой, Чавито покусывал губы и мял пальцы. Словно ему не терпелось сорваться в последний бой, до которого он так и не добрался.

– Контадор точно убит? – вдруг не выдержал Даниэль. Капрал кивнул.

– У меня нет с собой его документов, но уж поверь на слово. К нему многие стягиваются, верно, был последним оплотом ваших в Барселоне. А вы… надеюсь, последние, кто до него пытается добраться. Сегодня перед рассветом три отряда поймали, – он помолчал. – Количеством побольше, чем вы, но из всех сдалось только двое. Видимо, вправду последний бой.

– Наверное, нам лучше отвернуться, – предложил Нандо. – Чтоб вашим ребятам сподручнее стрелять было.

Капрал поморщился, сразу все поняв

– Я сам, – вынул наган из кобуры. – Даже лишняя останется.

– Приберегите, капрал, – заметил Рафа. – Она вам еще может ой как понадобится.

– Война кончилась, – жестко ответил тот. – Если вы действительно последние, завтра в Барселоне пройдет парад. Хоть народ вздохнет с облегчением. Да и мне моих надо распускать. Устали.

– Все устали, – согласился Нандо. – Не тяните.

– Как скажете, – и обернувшись к своим, выделил одного: – Рауль, поднимись, сообщи штабу, что отряд некоего Фернандо Бругейры, из пяти человек пойман и ликвидирован. Давай, сынок. А вы, – он посмотрел, как поднимается рядовой, самый молодой из солдат, на его спине камнем висела тяжеленная рация, – вы сдайте документы. Благодарю. И прощайте.

– До встречи, – не выдержав, улыбнулся Рафа.

– Но пасаран, – тихо произнес Чавито.

– Прощайте, – ответствовал Нандо.

Когда выстрелы стихли, капрал прошелся вдоль тел, примечая, все ли ладно он сделал. Добрая работа, убиты с первого выстрела, никто не мучился. Убрав наган в кобуру, он принялся медленно подниматься, вслед за своими подчиненными по лестнице в винокурню.

Только тогда Айгнер отлепился от стены и медленно выбрался из ниши. Пулемет он оставил, снял ленты, ровно путы, вышел на середину подвала. Едва заметный свет сочился с верха лестницы. Он вынул из кармана наган, высыпал патроны, все, кроме одного. Молча попрощался с товарищами, не найдя нужных слов. Вздохнул и осторожно подошел к лестнице, нащупывая разваливавшимся сапогом первую ступеньку. Стал осторожно взбираться.

Наверху он неожиданно вспомнил песню «Ай, Кармела», появившуюся еще в первый год войны. До этого республиканцы перепевали «Интернационал» или «Варшавянку», а потом кто-то написал сперва эту, а потом и другие. Айгнер и сейчас, насвистывая мотив, задумался, почему же песни гражданской войны такие печальные. Без решимости, без пафоса, без нажима. Не сравнить с напевами других стран. Будто авторам заранее известно, чем кончится война. Или они раньше всех поняли, что она принесет в дома каждого?

Он вышел на улицу, продолжая насвистывать. Яркое солнце почти не грело, безоблачное небо превратилось в цинковую крышу. И только море чернело, разрезая мир на две неравные доли, уходя к горизонту флагом погибшей державы.

Короткий хлопок заставил песню замолкнуть. Тело осело в придорожную пыль. Удивительная тишина воцарилась в городе. Будто не стало в нем уже никого.

Кен Белл: «Сержант Маршалл из горных стрелков Калгари в Капеллене, Бельгия»

Характеры и особенности реальных исторических персоналий в этой повести являются плодом воображения автора. В некоторых случаях изменены должности или места пребывания личностей. Главные герои так же полностью вымышлены.

1.

– Господа, прошу, садитесь, – премьер-министр указал на кресла напротив стола. Пока гости рассаживались, поинтересовался напитками. Оба почти синхронно отказались. – Если не возражаете, я закурю. Дело довольно деликатное, но сулящее множество проблем. Так что, вы зря отказались от бренди.

Наступила пауза. Приглашенные руководители МИ-6 и Управления специальных операций молчали. Некоторое время им вторил и хозяин кабинета. Пауза протянулась минуту, перешла к другой. Первым не выдержал Колин Габбинс.

– Господин премьер-министр, – чуть приподнявшись в кресле, произнес глава УСО, совсем недавно занявший эту должность. – Я полагаю, вы хотите предложить нам нечто…

– Даже более важное, чем вы полагаете. Как вы знаете, в мае мы планируем открыть второй фронт в Нормандии. К сожалению, не на Балканах, я понимаю ваше разочарование, господин Габбинс, ваше и вашего бывшего патрона. Но, – он развел руками, пыхнув сигарой, – таковы условия сделки. Будем идти к Берлину длинным путем.

Черчилль чуть приподнялся, немного нависнув над столом. У Габбинса снова возникло непреодолимое желание подняться. При виде убеленного сединами премьера у него частенько возникало устремление стать во фрунт. Вроде ничего особенного, слабый здоровьем, немолодой человек, много пьющий и курящий, но в минуты, подобные этой, разительно меняющийся. Не внешне, внутренне. Он говорил, вернувшись из Тегерана, что подобное ощущение постоянно испытывал в моменты, когда входил Сталин. Одновременно, подшучивая над Рузвельтом, который в силу естественных причин не мог вытянуться перед советским диктатором. Но и сам мог быть таким же властным и решительным и свою властность он буквально вдавливал в головы собравшихся.