Макс Бодягин - Сонница. Том второй

– Ты получше меня пишешь. Я всё засниму и тут же отправлю «Казаху». А ты напиши, чтобы меня вывели на контакт с милицией прямо сегодня, сейчас. И жди, когда этот пидор явится. Только не стреляй, ладно?

– Хорошо, Кас.

– Обещай, ладно?

– Обещаю, Кас.

Обливаясь потом в марлевой маске, я оттащил мёртвого алабая в гараж, сел на лавочку и набил сообщение для «Казаха». Достал «ругер» и приготовился ждать.

– Кромм? – шепнул наушник.

– Я.

– Я думаю, это преступление не на сексуальной почве.

– Почему?

– Здесь полным полно надписей на китайском, какие-то молитвенные колёса, я такие в Непале видел, когда в отпуск ездил. Я тебе точно говорю, это что-то религиозное.

– Религиозное помешательство?

– Слушай, я там жил, в Гималаях, целых три месяца. Всё просветления искал после той истории в Манчестере. Весь Непал излазил, даже в Бутан ездил, хоть там и дорого, пиздец. В Тибет только не попал.

– И чего?

– Ну, я хорошо помню, как выглядят их религиозные причиндалы все эти, их иконы на тряпках и прочая мудистика.

– И?

– Здесь то же самое, только всё на китайском. И ещё. Обрамление, как у тамошних икон, только нарисована на них какая-то хуйня. Это не буддизм, в буддизме такой херни нет, я тебе точно это говорю.

– Кас, у тебя папа правоверный мусульманин.

– Кромм, хорош прикалываться. Я понимаю, ты меня сейчас подъебонами своими будешь типа терапевтировать. Но ты потом зайди и оглядись здесь, как следует. Я тебе ещё раз говорю: я был в Гималаях, я представляю, как их культура выглядит. Но здесь как будто кто-то её сымитировал и на китайский перевёл.

– А ты на китайском говоришь?

– Нет, арабский и фарси только.

– Два языка? Всего-то? Ну, ты и лошара!

– Почему два? Ещё татарский знаю, турецкий и азербайджанский.

– Тихо. Ключ скрипит.

Он сразу всё понял. Я сроду не думал, что такая туша может так быстро бежать по обледеневшей поселковой улице, но он летел, как заяц, подстёгиваемый ужасом. «Не стреляй, убери ствол», – шептал в наушнике Кас. Я слышал, как сзади взревел мотор «шеви-нивы», бежал, разрывая себе лёгкие ледяным весенним воздухом, бежал, глядя, как весь мир съёживается и прячется, тухнет, только массивная фигура Якова, словно окрылённая развевающимися чёрными полами пальто, летит впереди огромным гнусным грифом. Он выпорхнул на поперечную заасфальтированную улицу и…

Бах!

Две человеческие куклы, неестественно дёргая конечностями, пролетели над светлым пятном, которое уличный фонарь выжелтил в грязносером крошеве. Мотоцикл «Урал» с коляской, ёбаная сраная повозка, лежал на боку, сиротливо крутя колесо. «Нива» подлетела сзади и остановилась, взвизгнув тормозами и обдав голени шрапнелью мелкого гравия. Кас выскочил из дверей и бросился к лежащему Якову, пока я переводил дух, убирая, наконец, ставший ненужным «ругер» за пазуху.

– Ну? – спросил я, когда смог более-менее отдышаться.

– Пиздец, – ответил Кас. – Открытая черепно-мозговая, пульса нет.

Над согнутой бело-голубой фигурой Каса, упакованной в комбинезон, в темноте медленно взошёл мутный силуэт мотоциклиста.

– Вы чо, бляди, глаз что ли нету нихуя, – промычал он.

Мрачный запах застарелого перегара сопроводил этот риторический вопрос. Селянин был мертвецки пьян. Кас быстро встал и молча зарядил ему с левой точно в глаз. Байкер рухнул навзничь, что-то блея про «понаедут, потом в темноте тут гоняют».

– И чего? – спросил я.

Кас стянул берет и повязку, устало вздохнул и помотал головой.

– Совсем?

– Думаю, он ещё до земли долететь не успел, уже подох. Вот тварь, а?

– Сука.

– Сука.

Надо было срочно уходить.

День восьмой.

Среда, 24 марта.

17:10

Принял душ, слегка полегчало. Сделал кофе.

Послушай. Ты. Вот, ты, кто сейчас читает эти записи. Я тебя не знаю, но это неважно. Просто поверь мне. Я знаю, что всё это будет звучать… Нет, не звучать, выглядеть – ведь ты же не слышишь моего голоса, ты только видишь оставленные мною буквы… Я знаю, что всё это будет выглядеть полным бредом. Я сам никогда не поверил бы таким свидетельским показаниям. Но прошу тебя: хотя бы на несколько минут умерь свою критичность и просто прочти всё, что я написал, без осуждения. Тогда я буду знать, что всё было не напрасно.

Кас быстро сделал слепок (полную копию всех данных) смартфона мёртвого Якова и бросил его на подоконник у входа в дом. Уже в машине, по дороге к областному управлению ФСБ (руководство дало указание реализовать материалы через них, а не через милицию), я нашел среди контактов заветное слово «мама». Через полчаса мы уже знали, где живёт абонент. Кас отправился к чекистам, а я двинул к «маме».

В жизни я видел много невероятного. Но такого – никогда. Нужно ещё кофе.

День восьмой.

Среда, 24 марта.

17:22

Мама Якова жила в элитной многоэтажке, настолько огромной, что она походила на Великую китайскую стену с окнами. Я нажал кнопку звонка и услышал голос консьержа:

– Кто там?

– Полиция, откройте, пожалуйста.

– По какому вопросу вы к нам так поздно?

– Слышь, грамотей, открой дверь. Иначе я вызову наряд и задержу тебя за препятствование проведению оперативно-розыскных мероприятий, – сказал я, чувствуя как в груди клокочет ярость.

Дверь слегка приоткрылась и в щели показался румяный парень лет двадцати пяти, что характерно, вооружённый. Я ткнул ему в лицо поддельное удостоверение. Он внимательно прочёл данные и с профессиональной улыбкой приоткрыл дверь чуть пошире.

– А вы к кому? Мне надо вас в журнал занести, – сказал он.

Я глянул на его закуток. Наверняка там есть тревожная кнопка и возможность заблокировать все двери. Стекло на вид вполне похоже на бронированное. Я вздохнул, вынул из кармана изъятый у Якова начинающий выцветать снимок, сделанный на древнем «полароиде», и показал парню.

– Ты думаешь, я, сотрудник центрального аппарата МВД, приехал из Москвы в эту жопу, чтобы отчитываться перед юными швейцарами? Посмотри-ка на этот снимочек. Нравится?

– Нет, – с секундной задержкой ответил парень, побелев от ужаса.

– А то я тебе могу таких фоточек ещё пару десятков показать. Надо?

– Нет. Прошу вас, не надо.

– А ты смотри, смотри. Не отводи глазёнки-то. Смотреть, я сказал.

– Я не могу, – ответил парень и его вырвало прямо на стол с журналом учёта посетителей.

– Подобных эпизодов больше двадцати. Если ты, юный мудак, будешь об этом языком трепать, человек, который всё это сделал и заснял, от нас скроется. И продолжит делать такое. Ты этого хочешь?

– Нет, простите.

– Тогда ты сейчас запрёшься у себя в каморке и будешь молчать до самого утра. А потом всю оставшуюся жизнь ты будешь молчать о том, что видел меня. До тех пор, пока не увидишь мою фоточку в газете рядом с пойманным маньяком. Ты меня понял?