Николай Волынский - Год беспощадного солнца

Профессор Демидов поразмыслил, склоняя голову то вправо, то влево – ворона с сыром в клюве.

– В грубом приближении просматриваются три уровня ответственности за происшедшее, – наконец заговорил он. – Первый – за все ответит Фонд, который монопольно снабжает нас цитоплазмидом. Оттуда и расследование, по идее, надо начинать. Второй уровень – отвечает клиника; копать у нас надо. Третий – козлом отпущения назначается главврач, то есть твой покорный слуга.

– А главврач причем?

– Очень хороший вариант! Всех устроит. Главврач – резидент заграничной террористической конторы. Не мог не знать. Из Златкиса признание выбить не получится, его не взять, он далеко. А из того, кто доступен, – можно, причем быстро. Есть люди, которые панически, до сумасшествия, боятся боли. Я как раз такой. Все будет просто: выбили признание, приговорили, посадили, перед начальством отчитались, получили ордена. Понял?

– Оружие… – с подчеркнутым сомнением повторил Демидов. – Пока, с точки зрения права, это всего лишь наши предположения. Абстрактные умственные спекуляции.

– Хороша абстракция! Четыре человека сгорели живьем. И ребенок! И будут еще. Мои предложения в том, что…

Демидов перебил его:

– Давай сначала отработаем мою линию, потом твою.

– Не возражаю, – сбавил тон Мышкин.

– Ты мне еще не доказал, – веско начал Демидов, – что Кокшанских взорвали из-за твоих срезов. Может, они что-то с криминалом не поделили. Или с ЦРУ. Или с моссадом [55] .

– Нет! Все из-за меня. Там отец – профессиональный разведчик. Думаю, и сын. Оба иллюзий не строили, и меня предостерегали.

– Тогда продолжим… Вернее, начнем. С конца. Итак, у меня есть все основания полагать, что в скором времени в нашей клинике будет новый главный врач.

– С чего это?

– Сначала прошла пуля, что им станет Беленький из горздрава…

– Этот арбузятник?! – злобно хохотнул Мышкин. – Продавец арбузов – главврач Успенской клиники?

– А что такого? – спокойно ответил Демидов. – Наш министр – вообще простая бухгалтерша! Ни уха, ни рыла в медицине. Тебя не удивляет?

– Уже нет, – буркнул Мышкин.

– Итак, наш дорогой Ефим Евсеевич Беленький. Наверху уже решено. А заместителем ему по медчасти обозначен Литвак.

– Да бросьте вы! – отмахнулся Мышкин. – Все знают, что Литвак – неизлечимый алкоголик. Он же всю клинику пропьет. Как можно его назначать?

– Его алкоголизм – как раз самая решаемая проблема, – возразил Демидов. – Ты отстал в своем общепрофессиональном развитии, дорогой коллега. Фармацевтика на месте не стоит. Сделать Литвака убежденным трезвенником можно за сутки. Есть и другие варианты. В том же ИЭМе сын Бехтеревой, Медведев, набил руку на алкашах и наркоманах. Небольшая стереотаксическая операция на головном мозге – и пожизненная гарантия излечения.

– А! – вдруг дошло до Мышкина. – Значит, Литвак, уже репетирует! В новой должности себя представляет. Я-то думаю, почему он на сигары перешел?

– Шесть дней назад можно было ставить на Беленького. Да надо же такому случиться: зашел к нему невзначай пока еще действующий наш начмед профессор Крачков. Увидел Фиму и испугался. Вернее, сделал страшное лицо и уговорил Евсеича немедленно лечь к нам, потому что наш профессор увидел на морде начальника все признаки возможной опухоли головного мозга. Тем более Беленький почему-то убежден, что опухоль можно подцепить, как грипп или гонорею. Короче, услышал Беленький и рухнул на ковер в своем кабинете.

– Помер?

– Что ему сделается? – усмехнулся Демидов. – Лежит у нас. Лечащий врач – Переверзев.

– Психотерапевт? – удивился Мышкин.

– Беленькому другой и не нужен.

– Подтвердилась опухоль?

– Пока нет, – мстительно усмехнулся Демидов. – Да теперь и не надо. Однако месячишко полежит. Пусть поосмотрится. Страху поднаберется… Но все равно, кадровая проблема, как ее видит Златкис, не решена. А тут ты со своими диверсантами и террористами.

– И что? Вы этот индекс-м сюда запустили? Вы в него вирус встроили? Вы отправляли людей на тот свет с внезапной остановкой сердца? Любой суд будет на нашей стороне.

– До суда надо еще дожить! – жестко сказал Демидов. – В биологическом смысле. Не повторить судьбу Кокшанских. Но есть еще более важный момент. И он требует, чтобы вокруг этого вируса по-прежнему сохранялось полное молчание. Секретность. Пока.

– Что-то я вас не понял… Кто должен сохранять?

– Ты и я. Мы оба.

– Совершенно ничего не понимаю. Зачем?

– Представь себе ситуацию. Ты производишь боевой вирус, испытываешь в нашей клинике. И вдруг тебе становится известно, что я это дело раскрыл, значит, вполне возможно, есть или скоро будет антидот. Твои действия?

– Все сначала. По-новому.

– По-новому, значит, учтешь ошибки и сделаешь такую конструкцию кристалла, которую мне за сто лет не обнаружить. Так? А ежели ты не знаешь, что я твой вирус нашел, изучил и имею антидот?

– Тупо продолжаю свое нехорошее дело. Но уже под вашим скрытым контролем.

– Правильно! Умница! – похвалил Демидов. – Я всегда считал, что ты не дурак, и рад еще раз убедиться.

Он взял отчет Кокшанского и взвесил его на ладони.

– Это все?

– Это примерно десять процентов из того, что есть, – ответил Мышкин. – Остальное у меня на носителях: базы данных, истории болезней, эпикризы, неучтенные трупы и прочее…

– Где держишь? – встревожился Демидов.

– Дома.

– Молодец, – с облегчением сказал Демидов. – Здесь любой может залезть в твои карманы или в стол. И в сейф тоже. Бумаги мне оставь. И принеси все остальное. Сделаем свод и тогда будем думать, как действовать дальше. Правильно?

– Пожалуй, – нехотя согласился Мышкин.

– Сейчас важно всем подряд сообщать, по секрету, конечно, что Кокшанский сделал для тебя анализ срезов. Но передать тебе ничего не успел. Все сгорело в квартире.

– Понял.

– Сейчас время – наш союзник. Завтра станет врагом. Мы пока опережаем тех – плохих парней. Главное, чтобы они поверили: ничего у нас нет.

– Да, вы правы.

– Когда принесешь остальное?

– Завтра. С утра.

– Ни в коем случае! Немедленно! Сейчас! А вдруг они, пока мы тут лясы точим, уже роют в твоей квартире?

– Да, – согласился Мышкин. – Все материалы дома, лежат на столе. Даже не заперты.