Антология - Между черным и белым. Эссе и поэзия провинции Гуандун [антология]

(этот год только наступил, тихо спустившись мне)

Прояснились черты моего лица,
затесавшиеся в толпу людей,
они стали более мягкими, соблюдают почтительность,
страсть, с которой прежде я предавался забавам —
пирам, веселью, борьбе, любви, —
я возвратил миру.

Как страшно прошлое! А сейчас я влюбился в одиночество,
мои руки полюбили труд,
на этом столе из красного дерева написаны далекие стихи.

Как и все люди, я должен терпеть до срока:
смог отравляет воздух, сдавливает горло,
но в темноте, под карандашом, слова открывают
потусторонний свет, который охватывает тьму.

Здесь существует моя плоть, — больше, чем прежде,
я люблю эти горы и реки, этот лес
и эту несовершенную тебя.
Я научился прощать молча,
признавать ущербность луны в ночи, —
сей знак бурной молодости и любви
я подарю незнакомому юноше.
Этот год только наступил, при помощи написанных слов
из многочисленных лиц мое лицо
ясно выделяется — на него спустился свет мира.

Строка стихотворения снизошла ко мне, и я увидел,
что она вся источает свет, —
сноп света прибыл из совершенно нового мира,
осветил меня, позволил мне выбраться из грязи,
время уже, казалось, вынуло кости из моих мускулов.
Я все так же вдохновлен: я люблю!
Я могу использовать свое увядание
— и любить тебя?
Я могу использовать свое долготерпение
— и восхищаться?

Я люблю!
Если утреннее солнце — я люблю!
Если свежие овощи и фрукты — я люблю!
Если вижу подобное старение — я люблю!

Одна стихотворная строчка источает свет,
Если она сделана из обыденности, я ее люблю!

Рильке, Цветаева, Целан!
Их песни отворачиваются от сильной боли,
звучат в вышине, поднимаются за предел —
и остаются неподвижными
в том, полном невзгод двадцатом веке.
Их песни застыли на бумаге, вызывая восторг
и вдохновение.
Их песни — отзвуки внутренней реки,
вьются и петляют между камнями.

Более всего я проникся к Цветаевой,
в ее судьбе и стихах русский ветер со снегом;
между чаепитиями удушающие путы;
казарма в месте ее ссылки не может подавить
свободу поэта;
над горизонтом ее страданий поднимается гора,
на своих плечах она несет гору песен.

Между мною и ними полстолетия гигантских перемен
и житейских бурь,
но я по-прежнему внимаю их глубоким и чистым голосам.
Я чутко вслушиваюсь сердцем,
хотя мы разделены болью различных наций,
языком и повседневностью, которых не переступить.

Ты расцветаешь пышным цветом,
пчелы и ветер кружатся вокруг тебя,
они легко касаются лепестков, приходят и вновь исчезают,
у них нет сердца, как можно ожидать от них верности?

Ты расцветаешь, а я еще не проснулся,
я не проснулся, а ты все так же избегаешь меня.
Я не знал о твоей боли:
твоя красота расцвела — но скоро поблекла.

Небо усеяно звездами: яркими, загадочными,
отделенными от нас миллионами световых лет
в кромешной темноте. Осознав это,
мы откроем глаза, и звезды промелькнут как молнии.

После бури в ущелье раздается щебет птиц
с высоких верхушек деревьев,
их сердца смелые и чистые, их песни
принесли небесную лазурь с далекого небосклона.

Гремят раскаты грома, и деревья содрогались под ветром,
небо и земля как будто подчинились жестокости урагана,
окутанные темнотой, — но сердце леса
по-прежнему упорно бьется —
его скорбно молчащее пламя, как подземная магма,
не прерывает горения.

Шторм ревет, командуя могучим войском,
провозглашая свое господство над ущельем,
но внезапно щебет птиц, звонкий, переливающийся,
возвращает ущелье синему небу.

Среди многих нот самая мрачная —
трусость. Среди цветущих веток
или нарядно одетых женщин
самая неказистая всегда позади,
люди оттесняют ее на задний план,
словно она символ несчастья.

Среди всех голосов самый искренний тот,
которому вторит не слюна,
а слезы.
Этот мир уже привык к забвению,
все истекшее время
он снова собирает через единственную рану.

Из ила и песка рождаются золото и соль мира.

Мои враги, мои друзья,
возвратившиеся и снова покинувшие меня любимые,
любите меня! Или я вам уже надоел?
Вы не стали дальше или ближе.

Душа восходит, сердце опускается ниже,
этого пространства достаточно,
чтобы вместить любого из нас.

Это — точка во времени.
Люди, а не правитель
поставили межевой знак для времени,
отсюда времени некуда отступать.

Это — грань перехода, миг пробуждающихся
воспоминаний,
не важно, было прошлое блистательным либо тусклым
в будущем — все новое.

С Новым годом, с Новым годом!
Для молодых людей это всего лишь
причал во времени, они покивают
и отправятся в новое плавание.

Он — гигантское молчание, его бытие
очевидно и несомненно.
Его форма, голос и мимика еще не проявлены.

Я только на полпути,
как я мог дать ему имя?

Когда-то я его видел, но это было лишь мгновение,
Когда-то я его почувствовал, моя душа переполнялась
его ароматом.

Он настолько огромный, что душа не может
вместить его.
Сноп его лучей почти ослепил меня, —
заставил мою душу радоваться и пребывать в покое.
Во тьме он подарил мне речь и стихи.

Не надо в зарослях цветов что-то искать,
не стоит находить подтверждение в почках на ветках,
не нужно под зонтом расспрашивать дождь.
Тш-ш-ш!.. Выгляни в окно,
и ты поймешь: весна пришла!

Эх, нет-нет-нет, это слишком распространено,
нужно подняться пораньше, когда воздух еще
пронзающе холоден,
прогуляться вокруг дома, получая своего рода урок,
Черная туча набежала, скрывая свое лицо,
над моей головой жужжание, — это пчелы, на дереве?
Или плодовые мушки? Их целая толпа,
они такие маленькие! Такие торжественные!
Как облако, но без формы,
как пожар, но без пламени.