Антология - Между черным и белым. Эссе и поэзия провинции Гуандун [антология]

Вошли в страну, что была под властью обычаев и меча.
тихонько упал-покатился дикий плод
С самой крепкой косточкой.

Под луной меряют пульс потоку воды,
С горьким снадобьем за спиной,
И упорхнула птица, горечь унося.

Государство — это сосна,
кора потрескалась, вечнозеленые заботы:
И лишь кончиком иголок можно выразить разрушение.

Песня о военных колесницах. Песня о красавицах.
Песня о конце года.
Чиновник из Синьани. Чиновник из Тунгуаня.
Чиновник из Шихао.
Прощание новобрачной. Прощание старика.
Прощание бездомного [249] Стихотворение составлено из девяти названий произведений Ду Фу, три группы по три названия, в которых повторяется одно слово. .

Кости — это всего лишь вольные отступления
на полях земли.

Пришел я, пройдя через
проем, пришел. Ведь некогда уже
Ночь предсказала эту прорезь.
Полна таинственных миров:
сонм муравьев, сонм воробьев,
Сонм звуков.
Слух словно компас, не учи меня,
как пользоваться зреньем. Я буду слушать
музыку торговых центров мира,
А не витрин погасших.
Сквозь щель рожденный. Во мне и сердце —
глобус сокровенный —
нет, я не прибор для безупречных измерений,
пусть безупречные мечтания мои
Сравнимы с люстрою хрустального погасшей.

Стивенсон [250] Роберт Льюис Стивенсон (1850–1894) — шотландский писатель и поэт, автор приключенческих романов и повестей. Уитмену [251] Уолт Уитмен (1819–1892) — американский поэт, публицист. сказал:
«так, словно без привязи
заросший пес, на пляже мира
обнюхав все, пускается выть на луну»,
и кажется мне, море — тот безумный,
что обостренным слухом
внимает нервно. Ему подобно я
на волны за окном неистово завыл.
Так выл я полтора столетья —
мой повелитель — древняя луна,
и к глотке у меня привязан пес лучистый,
Заполнена она сверкающей слюной,
как воем я зальюсь, что даже не вздохнуть,
пока из мрака, как песок густого,
Не бросят мне от мертвых кость.

После ливня мы заново
сойдем на сушу. Повисли на деревьях
молнии, пущенные громом,
как капельки на шелковом платке,
на солнечном свету ты отряхни платок,
и все равно не осветить их тени.
Мы смотрим на ползущих муравьев,
как огибают камни и коренья,
Их путь не выдумаешь, порой их ход прервет вода,
И ты услышишь, как замерли твои шаги.
За мною следы на грязи
Внезапно высохли, как слезы на глазах.
И тени, как воспарившие внезапно птицы,
колеблется лишь между крыл просвет:
И ветер проникает в эту прорезь,
совсем как чудом уцелевшего взор.

Сомнения во мне: как слабой плоти
вместить к тебе огромный мой порыв.
Мне только кажется, что с первым криком «мама»
Услышала я от тебя ответ.
Мне только кажется, когда в ночи не спишь ты,
Я стану малой точкой света в уголке,
Пусть даже сочтено за дерзость будет,
но я тихонько сяду близ тебя
и не издам ни звука.

Ранним утром встающим мести снег,
Матерям у постели смертельно больных,
Скалолазам, узревшим мудрость меж бабочки крыл,
скитальцам, вдруг вспомнившим циня родимый напев.
Зимою при рубке деревьев — нужен еще один,
кто бы натягивал трос,
надобно несравненное мастерство, чтобы
деревья одни в челн превратить,
а другие наполнить пищей, прахом, водой.
И убийце, подкупленному от избытка средств,
даже его вдруг охватит сомненье, словно любовь.
И тому, кто читает стихи, увлекаем поэта порывом.
Каждый на ощупь в собственной тьме ищет
светильник мира.

Опуская руку в мешок — гусеницы боишься,
Опуская руку в воду — боишься колючих рыб,
В ночь опуская руки — боишься
Неведомого всего: боюсь коснуться всего нежданного.
И не коснуться того, что так ждала.

Среди толпы покойней всех,
За исключеньем дня рождения, мой рейс всегда неточен,
Проносятся, как ветер, поезда,
И лишь ее не сдует.
В путь дальний отправляясь, нельзя о времени жалеть.
Амнистия судьбы — взаимный взгляд, друг к другу
обращенный.
Я в поезде чуть дольше постою —
Ее лицо вполоборота обращено к путям.
Вдруг вспомнились мне сумерки у Джомолунгмы
миллиарды лет в величии пустынных склонов,
где скалы источают слабость, страх и ветхость,
стою под небом я,
неслышно гусь летит за облака,
Но все его томленье смогла я различить.

Здесь говорят: дай волю барсам из своей груди…
Тайком смеюсь: тогда, наверное, вино пускает стрелы…
На ханьском языке играем в пальцы [253] Игра заключается в выбрасывании пальцев, выигрывает показавший большее количество пальцев. ,
а кровь уже к пиале подошла,
На полпути звонок из мест других, и кровь уж потекла
к подножию гор,
Сын взрослый разливает всем напиток винный,
и никому не научить его напеву «Лимухо».
Он держит чайник для вина как кольт.
Кровь потекла в колодец третий [254] Три колодца — достопримечательность г. Лицзяна (пров. Юньнань), состоящая из трех колодцев в ряд, и вода перетекает из одного в другой, так что из всех трех можно одновременно набирать воду (поэтесса родилась в Лицзяне). , что внутри меня,
Мой кончик языка весь в иглах, народность
и переносит реки и татуировки,
хочу просить их у одной горы,
послушать пенье птиц, зверей, хмельные речи
сосны архатов [255] Научное название данного вида дерева — подокарп крупнолистный (podocarpus macrophyllus), но по-китайски оно называется «сосна архатов». ,
что, кажется, вполне сопоставимы с невнятицей их
нынешних речей.
Кровь до земли стекла, и каждый взялся за телефон,
тут никого никто не понимал, и вся гора
свирепо задрожала,
кровь захлестнула горло,
И барсы стаей вырвались на волю наконец —
донесся звук!

Отсюда до города S далеко ли?
С расчетом времени:
На скором поезде — два с половиной часа,
В плацкарте — четыре,
А если верхом, то с неделю езды.
Пешком — до весны доберешься.

На полпути — заснеженные просторы, утомленные кони,
А если же кто-то вина пригласит испить…
Прошу, не проходи через храмы!
Кстати! — и ветер порой замирает, чтоб счесть,
Какой он за сутки смог путь одолеть.