Стивен Кинг - Дьюма-Ки

– Попробуй.

– Что? – Джек посмотрел на меня. Улыбающийся. В недоумении.

– Не тяни, попробуй.

– Я же сказал вам, я не могу…

– И все равно попробуй.

– Эдгар, я понятия не имею, как будет звучать ее голос, даже если мне удастся отдать ей свой .

– Да, но ты уже посадил ее на колено, и кроме нас двоих тут никого нет, так что – давай.

– Ну… черт. – Он смахнул волосы со лба. – И что вы хотите от нее услышать?

Уайрман тихо, но не допускающим возражений тоном произнес:

– Почему бы просто не посмотреть, что из этого выйдет?

Джек еще какие-то мгновения посидел с Новин на колене, их головы освещало солнце, пылинки со ступеней и древнего напольного ковра кружили около лиц. Потом Джек взял куклу иначе – так, что пальцы легли на шею и тряпичные плечи. Голова Новин поднялась.

– Привет, малыши, – поздоровался Джек, только он старался не шевелить чуть приоткрытыми губами, так что получилось: «ривет, ыши».

Он покачал головой, заметались потревоженные пылинки.

– Подождите минутку. Это ужасно.

– Времени у тебя сколько хочешь, – заверил его я. Думаю, я произнес эти слова ровным голосом, хотя сердце забухало сильнее. Отчасти потому, что я боялся за Джека. Если бы идея сработала, он мог оказаться в опасности.

Джек вытянул шею, помассировал адамово яблоко. Выглядел, как тенор, готовящийся к исполнению арии. «Или птичка», – подумал я. Может, один из «Колибри». Потом он сказал: «Привет, малыши». Получилось лучше, но…

– Нет. Дерьмо на палочке. Звучит, как та блондинка из старых фильмов, Мей Уэст. Подождите.

Он опять помассировал горло. При этом смотрел в яркую синеву над головой, и одновременно (у меня нет уверенности, что Джек это знал) двигалась и вторая его рука, та, что держала куклу. Новин посмотрела сначала на меня, потом на Уайрмана, снова на меня. Черные глаза-пуговицы. Черные волосы, обрамляющие лицо цвета шоколадного печенья. Красное «О» рта. Произносящего: «О-о-о-ох, какой противный парниша».

Мою руку сжала рука Уайрмана. Холодная.

– Привет, малыши, – поздоровалась Новин, и, хотя кадык Джека ходил вверх-вниз, губы на «м» едва шевельнулись. – Эй, как вам?

– Хорошо, – ответил Уайрман со спокойствием, которого я не чувствовал. – Пусть она скажет что-нибудь еще.

– Мне заплатят за это премию, не так ли, босс?

– Конечно, – ответил я. – Время и уси…

– Разве ты ничего не соираешься рисовать? – спросила Новин, глядя на меня круглыми, черными глазами. И я уже практически не сомневался, что это пуговицы.

– Мне нечего рисовать, – ответил я. И добавил: – Новин.

– Я скажу тебе, что ты можешь нарисовать. Где твой альом? – Джек смотрел куда-то в сторону, на тени, ведущие в разрушенную гостиную, с написанным на лице удивлением, с пустыми глазами. Он утратил контроль над собой и не впал в транс – пребывал где-то посередине.

Уайрман отпустил мою руку, потянулся к пакету с едой, в который я ранее сунул оба «мастерских» альбома. Протянул один мне. Рука Джека чуть согнулась, и Новин вроде бы наклонила голову, чтобы понаблюдать, как я открываю альбом, расстегиваю молнию поясной сумки, в которой лежали карандаши, достаю один.

– Нет, нет. Возьми ее.

Я вновь порылся в сумке, достал светло-зеленый карандаш Либбит. Единственный достаточно длинный, чтобы как следует ухватиться за него. Должно быть, этот цвет не относился к ее любимым. А может, на Дьюме зеленые оттенки были более насыщенными.

– Хорошо, что теперь?

– Нарисуй меня на кухне. Прислони меня к хлевнице, так сойдет.

– На столике, верно?

– Думаешь, я говорю про пол?

– Боже, – вырвалось у Уайрмана. Голос от фразы к фразе менялся; теперь в нем ничего не осталось от голоса Джека. И чьим он стал, учитывая тот факт, что в лучшие годы кукла произносила только слова, которые рождались в воображении маленькой девочки? Я подумал, что тогда это был голос няни Мельды, то есть теперь мы его же и слышали, пусть и с какими-то вариациями.

Как только я начал рисовать, зуд спустился вниз по моей ампутированной руке, очертил ее, превратил в реально существующую. Я нарисовал куклу сидящей у старинной хлебницы, с ногами, свешивающимися через край столика. Без паузы или колебания (что-то глубоко внутри, там, где рождались образы, говорило: колебаться – верный способ разрушить заклинание, когда оно только формируется, когда оно все еще хрупкое) продолжил и нарисовал у столика маленькую девочку. Она стояла, подняв голову. Маленькая четырехлетняя девочка в детском переднике. Я не мог бы сказать вам, что такое детский передник, пока не нарисовал его поверх платья маленькой Либбит, когда она стояла на кухне рядом со своей куклой, стояла…

Тс-с-с-с…

…приложив палец к губам.

После этого, прибавив скорости – карандаш просто летал, – я нарисовал няню Мельду, первый раз увидев ее вне фотографии, на которой она держала в руках красную корзинку для пикника. Няня Мельда наклонялась над девочкой, с лицом строгим и злым.

Нет, не злым…

Испуганным.

Вот какой выглядит няня Мельда, испуганной чуть ли не до смерти. Она знает, что-то происходит, Либбит знает, что-то происходит, и близняшки тоже знают: Тесси и Ло-Ло испуганы, как и она. Даже этот дурак Шэннингтон знает, что-то происходит. Вот почему он старается бывать здесь как можно реже, предпочитая работу на материковой ферме приездам на Дьюму.

А Хозяин? Когда Хозяин здесь, он слишком зол из-за Ади, которая сбежала в Атланту, чтобы видеть происходящее у него перед глазами.

Поначалу няня Мельда думала, что происходящее у нее перед глазами – плод ее воображения, разыгравшегося от детских игр; конечно же, не могла она видеть цапель или пеликанов, летящих лапками вверх; или улыбающихся лошадей, когда Шэннингтон приехал на двуконной пролетке из Нокомиса, чтобы покатать девочек. И она предполагала, что знает, почему маленькие боялись Чарли. На Дьюме теперь появились какие-то загадки, но вот это к ним не относилось. Тут вина лежала на ней. Хотя она хотела, как лучше…

– Чарли! – воскликнул я. – Его зовут Чарли!

Новин каркающим смехом подтвердила мою догадку.

Я достал из пакета с едой второй альбом (просто рванул на себя) и так резко отбросил обложку, что оторвал половину. Порылся в поясной сумке, нашел огрызок черного карандаша Либбит. Для этого рисунка мне требовался черный цвет, и длины огрызка хватило, чтобы я смог зажать его большим и указательным пальцами.

– Эдгар, – позвал Уайрман. – На мгновение мне показалось, что я увидел… создалось ощущение, что…

– Заткнись! – крикнула Новин. – Не оращай внимания на магическую руку! Ты хочешь увидеть совсем другое, готова спорить!