Г. Семга - Блатные и уличные песни

Звенит звонок. Пора расстаться,
Пора расстаться с буйной головой.
Слезами горькими мать моя зальется,
Еще не скоро я вернусь домой.

Там, в деревушке, в убогой лачужке
В углу под иконой лампадка горит.
Старушка седая, малютку качая,
На злую погоду сердито ворчит.

«Спи, моя деточка… Спи, моя крошечка…
Мало ты видела хороших минут.
А ночи бессонные, а ночи безумные,
Мчитесь вы, мчитесь к рассвету быстрей.

В городе рядом своим жгучим взглядом
Мать полюбил твою уркаган молодой.
Он клялся ей в вечной любви бесконечной.
Они ворковали в саду в час ночной.

Но этот красавец большой был мерзавец,
Он мать твою бросил и тебя, сироту….
И с моста несчастная, о, дева прекрасная
Бросилась в бездну, смывая позор».

Там, в деревушке, в убогой лачужке
В углу под иконой лампада горит.
Старушка седая, малютку качая,
На злую погоду сердито ворчит.

Была пора, и я тебя любила,
Гордилась чувством молодым.
Но, милый друг, тюрьма нас разлучила,
И для меня ты стал совсем чужим.

Ты говоришь, что крепко меня любишь…
Ты просишь ласки, милый, от меня…
Но, милый друг, себя ты этим губишь.
Я не могу, я не могу любить тебя.

Тюрьма, тюрьма! Ты для меня не страшна,
Но страшный только твой обряд:
Вокруг тебя там ходят часовые,
А по ночам там фонари горят.

Все кончено, забыто между нами,
Дороги разошлися наши врозь.
Хотя мы встретились с тобой друзьями,
Но разошлись, как в море корабли.

Была пора, и я тебя любила,
Гордилась чувством этим молодым.
Но, милый друг, тюрьма нас разлучила,
И для меня ты стал теперь чужим.

Не вешай голову на грудь,
И так от горюшка больная.
Вздыхать не надо… Как-нибудь
Переживем, моя родная!

Охотно верю, что никак
Не примиришься ты с молвою:
Мол, «сын твой вор»,
Смеются люди над тобою.

Для них, конечно, все равно.
Прошу тебя: не слушай сплетни.
Пускай смеются, знай одно:
Смеется тот, кто есть последний.

Старушка милая моя!
Тебя стараются обидеть.
Надежда есть! Надеюсь я
Родимый край еще увидеть.

Вернусь я к дому своему,
И вспомним зорьку мы былую…
Как мать, тебя я обниму
И, как невесту, поцелую.

А может быть, из пустяка
Взойдут лучи для нас рассвета.
Да и из сына твоего
Страна увидит человека.

А жил-был хутор… А хутор дальний…
Но вот пришла нежданная пора.
А где ж ты, милый мой, мой ненаглядный?
Куда тебя забросила судьба?

Вдали со сроком… А бесконечным…
Коротает дальние года.
Быть может, милый мой убит в побеге.
Его я не увижу никогда.

Быть может, Север… А Север дальний,
Где метели, вьюга и пурга,
Быть может, милый мой зарыт снегами.
Я не увижу карие глаза.

«Так не печалься и не скрывайся…
Я не вернусь, родимая, к тебе.
Я верю, знаю, что счастье будет
В жиганской перепутанной судьбе».

А жил-был хутор… А хутор дальний…
Но вот пришла нежданная пора.
Вернулся, милый мой, ты из заключения.
Которого я много лет ждала.

А жил-был хутор… А хутор дальний…
Но вот пришла нежданная пора.
А где ж ты, милый мой, мой ненаглядный?
Куда тебя забросила судьба?

Два года я скитался по тайге,
Я жрал зверей, морошку, хвою едкую…
Но верил я фартовой той звезде,
Что выведет меня к людскому свету.

Но, как случилось, расскажу я вам.
Вы помните те годы на Урале?
Как стало трудно деловым ворам
И суки в лагерях всем заправляли?

Мы порешили убежать в тайгу,
А перед этим рассчитаться с гадом.
Ползли мы, кровью харкая, в снегу…
Ну, да об этом вспоминать не надо…

Куда бежал? Была, брат, у меня
Одна девчоночка, лет пять как с ней расстался.
Этап мой угоняли в лагеря.
Я плакал, когда с нею расставался.

И вот я вышел. Повезло, как дураку.
И поезд прогудел на остановке.
Вскочил в вагон на полном я ходу
И завалился спать на верхней полке.

Нашел я улицу и старый, серый дом.
Я на крыльцо поднялся, сердце билось…
Внимательно я посмотрел кругом,
Но лишь звезда на небе закатилась.

Открылась дверь, и вот она стоит,
А на руках ребеночек, мальчишка…
«А мне сказали, что в побеге ты убит.
Ждать перестала. И не знаю, уж простишь ли…

Лишь одного тебя любила я.
Пять лет ждала и мальчика растила,
Но, видно, горькая судьба моя!
Я вышла замуж, обвенчалась я, мой милый!»

Я взял сыночка, пред глазами подержал.
Запомнить всё: лицо, глаза, ресницы.
Все деньги те, что в поездах я взял,
Ей сунул в руку, убежал и не простился.

Пошел к начальнику и сдался я.
Сказал, что, мол, в побеге и откуда.
Легавые собрались вкруг меня
И всё смотрели, как на какое-то чудо.

Потом начальник папки полистал
И, побледнев, промолвил тихо: «Точно!
Ты при побеге ведь убийцей стал!
И к вышаку приговорен заочно».

Простите меня, люди всей земли!
Спасибо, Бог! Ты есть — теперь я знаю!
Жить невозможно без большой любви,
Да и без сына жить я не желаю…

Кончай работу! Греться у костра!
Мы протянули к свету наши руки.
Ни слова не сказали мусора,
И бригадиры промолчали, суки.

Нет! Не гаснуть вам, воровские костры!
Полыхать по тайге, развеяться!
Наши ноги быстры, ножи остры,
В побеге знаем мы, на что надеяться!

Лишь прокурор зеленый двери распахнет,
С Земли Большой потянет свежим ветром.
С товарищей мы крохи соберем
И убежим тропою незаметной.

Пошлют в погоню четырнадцать ребят,
У всех винтовки: пять патронов в каждой.
Не попадись нам на пути, солдат!
Кто волю выбрал, тот боец отважный.

И опять разгорелись в тумане костры,
Те, в ком не было сил, проводят.
И последние крохи голодной пайки
Для товарищей новых готовят.

Пусть поймают меня через десять часов,
Пусть убьют и собаками травят…
Есть тюрьма, есть замок, на воротах засов,
Но надежда меня не оставит.