Михаил Айзенштадт-Железнов - Другая жизнь и берег дальний

Внутренними возвращенцами я называю эмигрантов, живущих среди нас, но ненавидящих и эмиграцию, и Запад, вообще. В своих помыслах и чаяниях они там, в Советском Союзе. Тем не менее, они упорно отказываются уехать на дорогую социалистическую родину.

Внутренние эмигранты в Советском Союзе оттуда не уезжают, потому что их не выпускают. Внутренних возвращенцев из Америки охотно выпускают, но они отказываются уезжать.

Они не дураки. Они считают, что гораздо безопаснее хвалить советский режим в Нью-Йорке, нежели в Москве.

Этих внутренних эмигрантов особенно много расплодилось у нас в последние несколько лет. Тут им ничто не нравится. Порядки плохие. Законы никуда не годятся. Люди неважные. Города грязные. Женщинам приходится тяжело работать, чтобы покупать себе наряды и украшения. Американцы ничего не читают, литературой и искусством не интересуются. Все поклоняются доллару.

Не то в Советском Союзе! Там порядки отличные. Законы превосходные, хоть шаром покати. Люди приятные, милые, учтивые, постоянно о других заботящиеся. Города чистые, опрятные, потому что на улицах уборщицами работают женщины, а женщины гораздо чистоплотнее мужчин. Советские люди много читают, хорошо, в отличие от американцев, разбираются в литературе. Советские люди Хэмингвэя читают, Фолькнером увлекаются, обожают Марка Твэна. Американцы Хемингвэя, Фолькнера и Твэна читают, потому что они знаменитые писатели. А советские люди их читают, потому что превосходно разбираются в литературе. Разница! А поклоняются советские люди рублю, а не доллару. Тоже разница!

Совершенно убивает меня слепое преклонение внутренних наших возвращенцев перед Москвой. Все, что кремлевские лидеры говорят и делают, очень хорошо и очень умно.

Каждый раз, когда американское правительство допускает ошибку и садится в лужу, среди внутренних возвращенцев воцаряется великое ликование. Смотрите-ка на этих американских дураков! Как они влопались! Так им и надо!

Советские же умники никогда ошибок не делают. Так что они ни в каких лужах не сидят.

Но попробуйте спросить внутреннего возвращенца, почему же он, чёрт возьми, не возвращается в Советский Союз, почему он не уезжает из этой проклятой страны, которая никуда не годится и которую никто не любит. Попробуйте спросить его, и он обидится.

Назовет вас реакционером и черносотенцем.

Плюнет на вас и пойдет в кино. Смотреть советский фильм.

Советские фильмы — великая отрада для советских патриотов, нежелающих уезжать из Америки.

Не везет нам с рождественским праздником, ей-Богу, не везет. На бывшей родине, в Советском Союзе, Рождество праздновать вообще нельзя. Запрещено. А тут, в Америке, Рождество празднуется с таким, понимаете ли, треском, с таким натиском и нахрапом, что живого места не остается.

Американцы Рождество превратили из религиозного праздника в коммерческий. Рождественские продажи и распродажи! Покупайте рождественские подарки дяде, тете, теще, золовке, свояченице, свекрови, всем двоюродным сестрам и братьям, с которыми вы целый год не разговариваете и о которых вдруг вспоминаете за две недели до Рождества. Всем мимолетным знакомым, адреса которых у вас случайно сохранились с прошлого года.

Объявления в журналах и газетах, по-радио и на экранах телевизоров, начиная с октября, громко приказывают: «Покупайте! Покупайте! Покупайте!»

И мы, охваченные каким-то эпидемическим помешательством, бегаем по магазинам и делаем ненужные покупки для совершенно ненужных людей.

Я высчитал, что добрая половина людей, которым я преподношу в подарок вещи или наличные деньги, зарабатывает гораздо больше моего. Им следовало бы давать подарки мне!

Возможно, что в некоторых странах рука дающего, действительно, не скудеет. Но здесь, в Америке, моя рука скудеет за три недели до праздника, если не раньше.

Даже злость берет. Ведь мы, русские, народ щедрый. Мы любим раскошеливаться, предпочитаем давать подарки, нежели получать их. А тут, подите же, я в такое антиподарочное настроение впадаю, что страшно даже подумать. Жду с нетерпением конца праздника, чтобы отвести душу.

Как хорошо, как приятно было в те далекие времена, когда ты людям дарил от всей души и когда они тебе тоже от всей души дарили.

Я лично особенно много в этом году не получил. Мой торговый баланс, выражаясь языком нашей эпохи торгашей и бизнессменов, определенно дефицитный. Семьдесят процентов подарков, мною полученных, не могут быть использованы ни мной, ни моей женой, ни вообще нормальными и уравновешенными людьми.

Я, например, получил в подарок такую диковинную штуку. Похожа она на шар и держится на какой-то металлической подставке. Нажимаете сверху кнопку, и шар открывается, а внутри — папиросы. Вынимаете папиросу, и начинает играть музыка. Закрываете шар, и музыка перестает играть, — но не совсем. Мелодия, как выражаются поэты, умирает, но аккорд еще рыдает.

Скажите на милость, на кой чёрт мне это нужно? На кой чёрт мне нужны папиросы да еще с музыкой?

В одном отношении, однако, рождественский праздник в Америке действительно приятен. Вы вдруг становитесь весьма популярным человеком. Официанты в ресторанах раньше на вас не обращавшие никакого внимания, вдруг начинают вас замечать. Швейцары в домах ваших богатых знакомых и родственников, для которых вы раньше не существовали, вдруг узнают в вас сиятельную личность и широко открывают перед вами двери. Раньше они от вас прятались или отворачивались, притворяясь, что не видят вас: «Мол, сами открывайте двери, не подохнете от этого».

Все стали невероятно вежливыми, как будто накануне Рождества прошли специальный курс светской учтивости. Дворник в нашем доме, которого я месяц назад попросил починить водопровод и который постоянно находил предлоги, чтобы ничего не сделать, внезапно сам преисполнился бесконечного рвения нам угодить и починил не только водопровод, но и душ, из которого почему-то все время льется одна только ледяная вода.

Помощник дворника в нашем доме вообще отвлеченный персонаж, человек-невидимка. Его нигде нельзя найти. Но за неделю до Рождества он начинает нам всем мозолить глаза.

Эта коммерциализация, если можно так выразиться, рождественского праздника очень плохо влияет на мой характер.

Я начинаю недоверчиво относиться ко всем, кто ко мне относится хорошо.

Каюсь, я даже на свою благоверную начинаю косо поглядывать, когда она со мной заговаривает сладким голоском.

Одной из самых симпатичных черт моего характера является мое необычайное умение вникать в положение других, понимать чужие проблемы, тактично подходить к различным житейским вопросам, занимающим моих друзей и знакомых. Я внимательно выслушиваю и тщательно взвешиваю то, что они мне рассказывают. А затем даю соответствующие советы.