Илья Ильф - Двенадцать стульев - русский и английский параллельные тексты

Один бред подписывается Сумароковым, другая макулатура - Эльстоном, а третья - Юсуповым... Эх вы, халтурщик!.. Держите его, товарищи! Я расскажу ему замечательную историю. Вы, Ляпсус, слушайте! При вашей профессии это полезно. По коридору разгуливали

сотрудники, поедая большие, как лапти, бутерброды. Был перерыв для завтрака. Бронеподростки гуляли парочками. Из комнаты в комнату бегал Авдотьев, собирая друзей автомобиля на экстренное совещание. Но почти все друзья автомобиля сидели в секретариате и слушали Персицкого, который рассказывал историю, услышанную им в обществе художников. Вот эта история. Рассказ о несчастной любви В Ленинграде, на

Васильевском острове, на Второй линии, жила бедная девушка с большими голубыми глазами. Звали ее Клотильдой. Девушка любила читать Шиллера в подлиннике, мечтать, сидя на парапете невской набережной, и есть за обедом непрожаренный бифштекс. Но девушка была бедна. Шиллера было очень много, а мяса совсем не было. Поэтому, а еще и потому, что ночи были белые, Клотильда влюбилась. Человек, поразивший ее своей красотой, был скульптором. Мастерская его помещалась у Новой Голландии. Сидя на подоконнике, молодые люди смотрели в черный канал и целовались. В канале плавали звезды, а может быть, и гондолы. Так, по крайней мере, казалось Клотильде. - Посмотри, Вася, -

говорила девушка, - это Венеция! Зеленая заря светит позади черно-мраморного замка. Вася не снимал своей руки с плеча девушки. Зеленое небо розовело, потом желтело, а влюбленные все не покидали подоконника. - Скажи, Вася, -

говорила Клотильда, - искусство вечно?

- Вечно, - отвечал Вася, - человек умирает, меняется климат, появляются новые планеты, гибнут династии, но искусство неколебимо. Оно вечно. - Да, - говорила девушка, -

Мике ль-Анджел о... -Да,- повторял Вася,

вдыхая запах ее волос, - Пракситель!..

- Канова!.. - Бенвенуто Челлини!.. И опять кочевали по небу звезды, тонули в воде канала и туберкулезно светили к утру. Влюбленные не

покидали подоконника. Мяса было совсем мало. Но сердца их были согреты именами гениев. Днем скульптор работал. Он ваял бюсты. Но великой тайной были покрыты его труды. В часы работы Клотильда не входила в мастерскую. Напрасно она умоляла: - Вася, дай посмотреть

мне, как ты творишь! Но он был непреклонен.

Показывая на бюст, покрытый мокрым холстом, он говорил ей: - Еще не время, Клотильда, еще

не время. Счастье, слава и деньги ожидают нас в передней. Пусть подождут. Плыли звезды...

Однажды счастливой девушке подарили контрамарку в кино. Шла картина под названием "Когда сердце должно замолчать". В первом ряду, перед самым экраном, сидела Клотильда. Воспитанная на Шиллере и любительской колбасе, девушка была необычайно взволнована всем виденным. "Скульптор Ганс ваял бюсты. Слава шла к нему большими шагами. Жена его была прекрасна. Но они поссорились. В гневе прекрасная женщина разбила молотком бюст -великое творение скульптора Ганса, над которым он трудился три года. Слава и богатство погибли под ударом молотка. Горе Ганса было безысходным. Он повесился, но раскаявшаяся жена вовремя вынула его из петли. Затем она быстро сбросила свои одежды. - Лепи меня! -воскликнула она. - Нет на свете тела, прекраснее моего. - О! - возразил Ганс. - Как я был слеп! И он, охваченный вдохновением, изваял статую жены. И это была такая статуя, что мир задрожал от радости. Ганс и его прекрасная жена прославились и были счастливы до гроба". Клотильда шла в Васину мастерскую. Все смешалось в ее душе. Шиллер и Ганс, звезды и мрамор, бархат и лохмотья... -Вася!-

окликнула она. Он был в мастерской. Он

лепил свой дивный бюст - человека с длинными усами и в толстовке. Лепил он его с фотографической карточки. - И вся-то наша жизнь есть борьба! - напевая, скульптор придавал скульптуре последний лоск. И в эту же

секунду бюст с грохотом разлетелся на куски от страшного удара молотком. Клотильда сделала свое дело. Протягивая Васе руку, запачканную в гипсе, она гордо сказала: - Почистите мне

ногти! И она удалилась. До слуха ее

донеслись странные звуки. Она поняла, в чем дело: великий скульптор плакал над разбитым творением. Наутро Клотильда пришла, чтобы продолжить свое дело: вынуть потрясенного Васю из петли, сбросить перед ним свои одежды и сказать: - Лепи меня! Нет на свете тела,

прекраснее моего! Она вошла и увидела.

Вася в петле не висел. Он сидел на высокой табуреточке спиною к вошедшей Клотильде и что-то делал. Но девушка не смутилась. Она сбросила все одежды, покрылась от холода гусиной кожей и вскричала, лязгая зубами:

- Лепи меня, Вася, нет на свете тела, прекраснее моего! Вася обернулся. Слова песенки

застыли на его устах. И тут Клотильда

увидела, что он делал. Он лепил дивный бюст

- человека с длинными усами и в толстовке. Фотографическая карточка стояла на столике. Вася придавал скульптуре последний лоск.

- Что ты делаешь? - спросила Клотильда. - Я леплю бюст заведующего кооплавкой № 28.

- Но ведь я же вчера его разбила!- пролепетала Клотильда. - Почему ты не повесился? Ведь ты же говорил, что искусство вечно. Я уничтожила твое вечное искусство. Почему же ты жив, человек? - Вечное-то оно - вечное, - ответил Вася, - но заказ-то нужно сдать. Ты как думаешь? Вася был нормальным

халтурщиком-середнячком. А Клотильда

слишком много читала Шиллера. - Так

вот, Ляпсус, не пугайте Хиночку Члек своим мастерством. Она нежная женщина. Она верит в ваш талант. Больше, кажется, в это никто не верит. Но если вы еще месяц будете бегать по "Гигроскопическим вестникам", то и Хина Члек отвернется от вас. Кстати, полтинника я вам не дам. Уходите, Ляпсус!.. ГЛАВА

ПЯТНАДЦАТАЯ Глава XXXII Могучая кучка или золотоискатели Как и

следовало ожидать, рассказ о Клотильде не вызвал в бараньей душе Ляписа никаких эмоций. С криками: "Жертва громил", "Налетчики

скрылись" и "Тайна редакторского кабинета" - в комнату вбежал Степа. - Персицкий, - сказал он, - иди скорее на место происшествия и пиши в "Что случилось за день". Сенсационный случай на пять строчек петита!.. Оказалось, что

пришедший в свою комнату редактор нашел огромную ручку с пером № 86 лежащей на полу. Перо воткнулось в ножку дивана. А новый, купленный на аукционе, редакторский стул имел такой вид, будто бы его клевали вороны. Вся обшивка была прорвана, набивка выброшена на пол, и пружины высовывались, как готовящиеся к укусу змеи. - Мелкая кража, - сказал

Персицкий, - если подберутся еще три кражи -дадим заметку в три строки. - В том-то и дело, что не кража. Ничего не украли. Даже на столе три рубля лежали, и тех не тронули. Только стул исковеркали. - Совсем как у Ляпсуса, - заметил Персицкий, - похоже на то, что Ляпсус не врал.

- Вот видите, - гордо сказал Ляпсус, - дайте полтинник. Принесли вечернюю газету.