Наталия Осташева - Но свет в домиках горит

– Слушаю вас, – говорю.

– Не поняла. Ф-ф-ф! – говорит.

– Ф-ф-ф слушает вас, – говорю, откусывая огурец, хотя совсем этого не хочу.

– Ф-ф-ф! Не понимаю! Куда я попала?

– А куда вы хотели попасть? Почему вы не спрашиваете, удобно ли мне говорить, как спрашивают все незнакомые? – говорю я, раз уж всё равно болтаем.

– Ф-ф-ф! Да что ж такое! – говорит непонятно кто.

– Просто расскажите мне о себе, о ваших услугах, новых скидках, салонах красоты кому за пятьдесят, кулинарных мастер-классах, кружках керамики, бойцовских клубах, купонах на еду, – говорю я, потому что со мной всё равно никто не разговаривает, – пригласите на ёлку в конце концов! В этом году меня всего трижды пригласили на ёлку, а я так люблю сладкие подарки и холодок «Южный».

– Ф-ф-ф… – повторяет неабонент. – Ф-ф-ф.

И мне уже, знаете, нужен этот Ф-ф-ф, который мне как друг настоящий. Я уже даже представляю, как мы идем веселые по новогодней Москве, в этих гирляндах и снеговой жиже, обсуждаем книгу и песню, а ещё у меня варежки со снежинками и всё сложно…

А она всё не слышит меня и не слышит, странная женщина с непонятным сообщением. Думает, что я ее тоже не слышу, но продолжает кричать, продолжает фыфтеть, не подозревая, что мне неудобно разговаривать – мне всегда неудобно разговаривать, поэтому мой телефон на всякий случай всегда в авиарежиме. И что ты, спрашивается, дышишь тяжело, что за бандероль ты пытаешься пропихнуть туда? Что тебе вообще нужно в ситуации, когда в принципе не может быть связи?

Ходила чинить макбук к ребятам через дорогу. С утра относила – нарядный офис, добрые ребята, провода, запчасти, во всем привкус надежды и радостного ожидания.

Вечером иду забирать. За дверь подъезда хватаюсь – вообще не такая дверь, древняя какая-то, скрипучая; в подъезд заглядываю – страшный какой-то подъезд, темный, лестница раздолбанная, а в том месте, где дверь в мастерскую была – стена. «Вот и приехали, мама, – думаю, – чертов портал». Были ребята и нет ребят. И год небось 1985-й, а я тут такая нарядная с айфоном, хотя мне вообще некогда вот это вот всё, мне на работу надо. Короче, стою и готова уже к тому, что Весельчак У начнет кефир громко глотать, или Макконахи, проходя мимо, скажет: «Перестань дышать». Тревожно мне, страшно, но с места сдвинуться не могу.

Тут-то и вышел на лестницу бледный мужчина в халате и тапочках, и закурил, и я моргнула в темноте.

Однажды к соседнему дому привезли грузовик огромных валунов, выложили их в странном порядке на неухоженный газон, потом приехали самосвалы чернозема, прошла группировка коров, приехали люди с лопатами и сделали около каждого камня аккуратные параллелепипеды грядок.

Туда и высадили специальные женщины с тяпками и грабельками всю линейку маргариток, пеннисетумов, книфофий, физостегий, вьюнков и нивяников, тётушек-петуний, рябчиков и прочих цветков с прикольными названиями.

Целое лето камни отбрасывали тени в разные части трициртисов и хионодоксов, всё пестрело и радовало глаз, хоть ни один случайный прохожий и не понимал, зачем эта красота между рынком, трамвайным кругом и старым ДК.

Прошли годы. Физалисы с живучками давно завяли, параллелепипеды заросли травой, и лишь камни торчат то тут, то там странным и, на первый взгляд, бессистемным мегалитом. Радиоуглеродные аналитики разводят руками в попытках датировать этот кромлех, группа астрономов из Опочки видят в дальнем валуне указание на северный полюс Галактики, раз в месяц по вторникам у третьего камня справа ночует одинокий друид Тимур.

Дайте нам каких-то триста лет, и мы сдвинем нашу окраину к китайскому туристическому автобусу, покрошим один валун на магниты, а другому натрем бока, поставим на входе билетера Тамару и мерчандайзера Валеру, протопчем тропинки и натянем веревочки.

И тогда, вот тогда, под случайный трек Дидье Маруани пойдут веселым косяком экскурсанты по хитрым траекториям ничего раньше не значащего луга в округе Нагорный. И, может быть, даже не успеют на самолет.

В девять утра проснулась от мысли: кто я? В тот же момент раздался звонок.

– Звоночек… – подумала я.

– Василий? – послышалось на том конце провода.

Очень торопилась на работу, поэтому остановилась у очередной на девяносто три процента растаявшей лужи, чтобы понаступать на тонкие ледышки.

– Они как стеклышки! – восторженно восклицала моя новая подружка, придавливая очередной ледяной кораблик сапожком размером с мою ладонь. – Правда, тётя?

Ну вот какая я тебе тётя.

А у вас бывает такое, что вот налили вы себе чай, сели в любимое кресло, чтобы немного подождать, буквально на несколько градусов чтоб похолоднее стал, ленту пока почитали или книжку хорошую, а потом руку протянули, обжигающее что-то предвкушая, поднимаете чашку, а она пустая (и прошло шесть лет). Бывает? У меня нет.

А представьте, что в книге всех героев зовут одинаково. Ну, например, все мужские персонажи – Василии, а женские – Зинаиды. В жизни же бывает так, почему в книге быть не может.

И, как в жизни, каждому требовалось бы пояснение: например, «сказал тот Василий, у которого колли» или «Зинаида (которая с шестого этажа, не путать с ее матерью или Зинаидой Васильевной, учительницей биологии) поправила фартук», или «Василий! – крикнула из окна Зинаида, которая из бакалейного, и добавила. – Да не ты!»

А колли зовут Дуняша. Сука, стало быть.

А потом водитель Артур Анушаванович говорит: «Можно я сделаю один звонок?» И я, прикинув, что так говорят только роботы и подозреваемые, разрешаю.

– Алло, – полушепотом, будто из засады, говорит Артур Анушаванович, – Хусик? Это Валера тебе звонит. Что значит какой? Думай! Валера. Как бы Валера!

Затаилась, веду себя так, будто мы уже доехали, я вышла, поставила пять звездочек и пью чай с зефиром.

Хусик смог, и я смогу.

За соседним столиком тихо сидит большая семья. Ну как семья – дедушка с бабушкой, четыре девушки лет тридцати-пятидесяти, мужчина лет сорока восьми и девочка младшего школьного возраста. Не поймешь, в общем, кто кому чего должен. У взрослых бутылка шардоне и минералка, у ребенка ваза с цветами и пустой стакан. Мужчина грустит, четыре девушки вполголоса общаются с дедушкой, девочка делает плечами вот так, в такт музыке.

И вдруг бабушка говорит:

– Может, споём?

Семья замолкает.

– Ну, – говорит бабушка, – день рождения же.

– А давай! – говорит одна из девушек.

Полуоборачивается к бабушке, обнимает ее стул и на три-четыре они на пять голосов полушепотом затягивают: