Array Антология - Русская эпиграмма второй половины XVII - начала XX в.

Рассудку в пагубу, бумаги к переводу,
Певцам российским в стыд и музам на позор
Безграмотный зоил в попутную погоду
Протерся кое-как на Аполлонов двор.
Судьба чудес таких век не производила.
И, чтобы злобного достойно наказать,
Позволил бог ему чуху в стихах писать.
Сколь милость божеска с ним строго поступила.

Немилосердный Глинка!
За что твоя волынка
Без умолку поет
И уши всем дерет?
Пожалуй, отдохнуть дай нашему ты слуху!
Свою волынку спрячь в футляр,
Доколе твоему придет паренье духу,
Доколе Феб в тебе возжжет пиитов дар,
И, в удивленье миру,
Волынка превратится в лиру!

Помещик Балабан,
Благочестивый муж, Христу из угожденья,
Для нищих на селе построил дом призренья
И нищих для него наделал из крестьян.

Зачем Климона называют
Крестьяне все отцом? —
Не спрашивай о том:
Их жены то же подтверждают.

Когда услышал наш Бездаров,
Что умер журналист Макаров [56] Издатель «Московского Меркурия». —
«Ну, слава богу, — он сказал, —
Могу печатать всё, что прежде ни писал».

«Какие у детей моих не сходны рожи», —
Сказала куманьку Лизета своему.
А кум ей отвечал: «Конечно, потому,
Что на отцов своих похожи».

Осел к Эзопу приступил
И говорил:
«Я в баснях у тебя играю роль смешную;
Нельзя ли сочинить такую,
В которой бы осел премудро рассуждал
И мудрецам собой примеры подавал?»
— «Никак нельзя, — Эзоп с усмешкой отвечает,—
Осел умно не рассуждает;
И кто б ту басню ни прочел,
Тебя Эзопом бы, меня ослом почел».

Не возноси своих ты предков до небес:
Пусть пращур твой Терсит — лишь сам будь
Ахиллес!

Божественный огонь, который Прометей
С небес похитил для людей,
Был разум — это всякий знает.
Сей разум иногда нас, правда, освещает,
Но чаще невпопад ведет;
В украденном добре когда ж и прок живет?

Уж переводится, что Хватов написал,
На а́нглийский язык, немецкий и французский;
А Гениев вчера заподлинно сказал,
Что переводят и на русский.

«Любезный муженек! На что это похоже:
Когда останусь я с тобой наедине,
Всегда зеваешь ты?» А муж в ответ жене:
«Ведь ты и я — одно и то же,
Один лишь человек, по мненью моему;
Кому ж не скучно одному?»

О, как умен Крадон!
Всё в свете знает он!
Заговори о чем — сентенция готова;
Его иль нет — о том ни слова.

Сие собранье од
Поэта Греции, известного вселенной,
Двум разным божествам быть должно посвященно:
Венере — подлинник, Вулкану — перевод.

Как счастлив Простаков — всё в свете он имеет:
Прекрасную жену, прекрасных лошадей;
Сервиз серебряный, собак, толпу людей;
Душ тысячью пятью иль более владеет,
А также не пуста и денежна сума.
Чего ж недостает? — Безделицы!.. Ума.

Ты в волчьей шубе, Бав? Какой тому дать толк?
Поверь, что сей наряд совсем тебе не к роже.
Пословица твердит: в овечьей коже волк,
А ты, овечка, в волчьей коже.

Муж болен, и жена в отчаяньи звала
К себе в отраду смерть. Когда же в самом деле
Явилась к ней она: «Ведь ты к нему пришла? —
Сказала с трепетом. — Он там лежит в постеле».

Журнал твой только жил в твоем лишь кабинете,
А вышедши на свет, он тотчас век скончал,
И странный феномен чрез это доказал —
Что можно умереть, не живши и на свете!

Почтенны господа поэты, журналисты
И все эпиграмматисты,
Оставьте Вздорова; поверьте, лучше вас
Он сам против себя напишет во сто раз.

Какая мрачная завеса покрывает
Все сочинения, о Никодим, твои!
Конечно, разум твой желает
Скрыть мысли все свои?
К чему ж, мой друг, на то употреблять маранье?
Короче способ есть — употреби молчанье.

Большую оказал услугу мне Филет,
Что сочинения свои он издал в свет:
Когда бессонницей страдаю,
Прочту — и засыпаю.

Клит хвалится, что он счастлив в друзьях примерно.
«О! этот Клит богат, наверно!»

«Климена ужасть как прекрасна и мила!»
— «Была!»

«Мне Ниса сверстница, — Дамон друзьям вещает, —
Я прежде родился за несколько лишь дней;
Но подивитеся, как нами рок играет:
Теперь мне сорок лет, а только двадцать ей!»

Клянешься ты, что будешь вечно
Любить меня чистосердечно;
Скажи по совести, чрез сколько, друг мой, дней
Конца ждать вечности твоей?

Перо, чернила и бумага,
Да безрассудная отвага —
И Бардус журналист:
В неделю публике вранья печатный лист.

Прими мой искренний совет:
Когда желаешь быть соперником Мольера,
Спиши свой собственный портрет,
И ты напишешь нам другого «Лицемера».

Наш строгий моралист Бифрон
Такими сильными, прекрасными словами
Нам хвалит честности и правоты закон,
Что всю имел бы власть над нами,
Когда бы сам ее… не разрушал делами.