Array Антология - Русская эпиграмма второй половины XVII - начала XX в.

Как мало через смерть Надутов потерял!
Он в жизни был ничто, а в гробе прахом стал.

Завоевателя натиснул камень сей.
Без пушек, без штыков, без труб и барабана —
Одними перьями чудесный крючкодей
Пределы своего распространил кармана.

Сын счастия, кого все короли любили!
Где слава днесь твоя? Увы, прошла, как дым.
Холопы игроку и дамы изменили;
Лишь черви поползли за ним.

Гниет здесь гордая латынь.
Аминь.

Толико ты стыдлив являешься лицом,
Что чудом я почту, коль будешь ты отцом.

Ты лжешь немилосердно,
Что Симон проповедь чужую говорил;
Она его — не спорь, я знаю твердо:
Ведь он при мне… ее купил.

Он умер!.. Нет его!.. Вздохнем о нашей доле!..
Сей муж любил дележ — вот памятник ему!
Он нажил миллион; делил по доброй воле:
Себе брал золото, другим давал суму.

В речи́ своей сказал оратор говорливый:
«Начало и конец есть участь всех вещей».
— «Ты прав, — ответствовал остряк
нетерпеливый
Вещей, конечно, всех, но не твоих речей».

Злословит Фирса Тит, а тот его лишь славит.
Так кто же прав из них? И Тит и Фирс лукавит.

О Карамзин! Твоя младая,
Любезна, кротка дщерь Аглая
Повсюду умницей слыла;
Но лишь с князьями стала знаться
И в красной шали к нам являться,
Она, увы! с ума сошла.

Все спорят, все кричат, что Летрина творенья
Не могут нравиться нигде и никому.
Какие ложные бывают в свете мненья!
Все нравятся они — ему.

«Скажи мне, Клит, зачем все модные поэты
Летят в туманну даль, ко брегам светлой Леты,
И что-то скрытное в раздранных облаках,
И что-то тайное им слышится в мечтах?»
— «Вопрос твой мне мудрен, и, молвить между
нами,
Едва ль его решить поэты могут сами».

Долги на память о поэте
Заимодавцам я дарю,
Мундир мой унтерский — царю,
Стихотворенья — доброй Лете.

Всему наш Рифмин рад: пожару, наводненью,
Войне, землетрясению, —
Всё кажется ему добро,
Лишь только б случай был приняться за перо
И приступить к тиснению.
Я даже бьюсь со всеми об заклад,
Что для стихов он был бы рад
И светопреставлению.

Ты правду, Клит, сказал,
Что ум наш очень мал,
Что он лишь скуку доставляет,
А пользы нет в нем никакой!
На это всяк согласье изъявляет,
Кто мало хоть знаком с тобой.

Бездушной статуей Пигмалион пленился,
Зевс оживил ее, чтоб чудо сотворить.
У нас один шальной тож в статую влюбился
И бесится, что сам — не может Зевсом быть.

Весь свет Руфилла упрекает,
Что он грамматики не знает:
Молчите! Он ее пройдет,
Когда славянское ей имя приберет.

Вельможа мрамор сей воздвиг любимцу Феба,
Который в жизнь свою не мог добиться хлеба.
Поэты! видите свою судьбину тут:
Вы пищи просите, а камень вам дают.

Не тот герой, кто век сражался,
Искал отечества врагов,
Он славы, чести добивался,
Лавровых он искал венцов.
Но тот, кто перевел Мольера
И смело пред судом партера
Признал сей слабый труд за свой —
Вот мой герой, вот мой герой!

Чрез деда, брата или друга
Иной по службе даст прыжок;
Иного вытащит сестра или подруга,
А он стал камергер чрез собственный пупок.

Садовник десять лет трудился —
Пыхтел, копался, клал навоз.
Но плод желанный не явился,
Пока не прохватил мороз.

Он генерал, и по рассудку
Его определить возможно даже в будку.

Конечно, он советник тайный —
В приказе мы читаем так;
Но по расценке верной, крайной
Он лишь действительный дурак.

Лет тридцать у вельмож паркеты натирал,
Ногами и спиной мучительно трудился,
Как рыба о́б лед колотился,
Он явно подличал — и в тайные попал.

Ты недостаток головы
Лицом прекрасным прикрывала.
Краса прошла, и ты, увы,
Теперь глупа без покрывала.

Не всех нас здесь равняет бог:
Я поглупел, а ты и поглупеть не мог.

Болтушкин, верьте, господа,
Своим присутствием обяжет:
Иль новость старую всегда
Иль глупость новую он скажет.

Прости меня, забыл, прелестная Попова,
Что прежде родилась ты Рождества Христова.

Достоин крест иметь, поверьте в этом мне,
Но не на шее — на спине,

Ты прелестьми ума и красотой богата,
Ты всякой день мила — и всякой год брюхата.

Как всё испорчено, как всё идет вверх дном!
Сама Бессонова заснула вечным сном.

С Клеоном кто сравняться смеет?
Высок он, глуп он и здоров,
Рог изобилия он от жены имеет,
И изобилие рогов.