Синти Шелтон - Ресторан Мари Дюпьер

«Неужели Мишель украл пятьдесят тысяч долларов, для того чтобы подарить их Флер? С него станется, — думала Мари. — Но, пожалуй, мне лучше молчать, и еще, может быть, окажется, что это похищение — такая же ерунда, как и авария на ночной дороге… Возможно, Мишель действительно сошел с ума и теперь наговаривает на себя? Хотя деньги, конечно, надо бы вернуть».

Ее размышления прервал резкий стук двери. От неожиданности Мари вскрикнула: в конце коридора появился… Рене Десанж.

О том, что в автокатастрофе на шоссе погибла не Мари Дюпьер, а совсем другая женщина, Десанжу сообщил встретивший его в аэропорту Лиссабона полицейский.

Появившись в полицейском участке Порту, уже справившийся со своими эмоциями француз сиял белозубой улыбкой. Португальским коллегам показалось, что факт признания этого алкоголика Керита в ограблении банка не слишком взволновал французского стража порядка. Единственное, что он пожелал сделать немедленно, — это пообщаться с несостоявшейся жертвой аварии. Правда, все-таки надо отдать ему должное, сначала Десанж оформил документы для препровождения подследственного в Париж.

После пятиминутной беседы с Десанжем Мари была настроена решительно. «Хватит быть доверчивой овцой и позволять мужчинам пудрить себе мозги. Отныне все будет по-другому. Десанжу я, кажется, нравлюсь. Поэтому, пожалуй, смогу его охмурить и узнать, как помочь Флер выпутаться из этой подозрительной истории с деньгами. После встречи с Мишелем я уже никому ничего не должна, совесть моя чиста, и больше я своего не упущу!» От собственной решимости у Мари даже перехватило дух.

Десанж совершенно был сбит с толку метаморфозой, произошедшей с обликом Мари Дюпьер. Быстро закончив разговор с ней в полицейском участке, он предполагал отвезти на виллу измученную жарой и навалившимися на нее событиями женщину. Но после пятиминутного визита в дамскую комнату в машину к нему села уверенная в себе, очаровательная, молодая красотка. «Там ведь нет массажного кабинета, что же она с собой сделала?» — спрашивал себя обалдевший инспектор. И неожиданно для себя Рене предложил ей не ехать прямо на виллу Эль Парадез, а сначала осмотреть какие-нибудь местные достопримечательности, тем более что Мари оказалась в Португалии впервые.

Утром у Мари не было времени на сборы: нежно-палевый костюм, который был сейчас на ней, просто первым попался ей под руку. Но сейчас она чувствовала себя в нем королевой: крой удачно подчеркивал женственность ее фигуры, а бордовая отделка и вышивка по краю декольте оттеняли цвет глаз. В дамской комнате она успела наложить легкий макияж и по восхищенному взгляду Десанжа поняла, что ее усилия не были напрасными. И ее глаза засияли ему в ответ.

Сидя рядом с ним в машине, она каждой своей клеточкой ощущала исходившую от него нежность. Мари не знала, что еще несколько часов назад Десанж оплакивал ее, чуть ли не обвиняя себя в ее гибели. Увидев Мари целой и невредимой, инспектор дал себе слово, что теперь уже не совершит такой глупости, как тогда в ресторане. За те мучительные часы, что он провел, представляя ceбe изуродованное в автокатастрофе женское тело, которое он недавно держал в объятиях во время танца, Рене Десанж понял, как дорога ему эта женщина.

И она не могла не почувствовать этого.

Она словно проснулась от какого-то долгого сна, причем проснулась новой — раскрепощенной и открытой. Она что-то рассказывала Десанжу, он внимательно слушал и время от времени ласково посматривал на нее. Потом говорил он, а она слушала, восхищаясь его эрудицией, неожиданной в простом полицейском инспекторе. Их беседа текла легко и увлекательно.

Новая Мари нравилась Рене даже больше той, парижской. Он словно растворился в женственной естественности ее очарования. Он давно уже не общался с женщинами с таким наслаждением и с такой легкостью: обычно либо они добивались его, пуская в ход всевозможные женские уловки, которые он тут же разгадывал, либо он сам шел напролом, что потом оставляло в его душе неприятный осадок. А теперь, словно качаясь на волнах судьбы, он упивался радостным ощущением предопределенности происходящего.

На шоссе Мари, восхищенная внезапно открывшейся ей красотой окружающих пейзажей, крутила головой в разные стороны и постоянно обращалась к Рене с какими-то вопросами, на которые неизменно получала обстоятельные ответы.

Но не успев выслушать их, она уже задавала новые вопросы. Неожиданно она поняла, что ей нравится Португалия, но больше всего ее, конечно, интересовал сам Рене и его отношение к тому, что проплывало мимо них за окном машины. Они решили ехать помедленнее и стали время от времени останавливаться, чтобы подольше насладиться тем или иным видом. И тут Рене оседлал своего любимого конька: он стал рассказывать ей о португальской истории, о влиянии на характер португальцев многовекового давления, сначала — импульсивных мавров, потом — заносчивых испанцев. Они осматривали очередной бюст великого мореплавателя, любовались развалинами средневекового монастыря, и им обоим казалось, что они знакомы уже давно, может быть целую вечность. Увлеченно показывая ей старинную белую башню четырнадцатого века, он взял Мари за плечи, помогая выбрать то направление зрения, в котором башня выглядела особенно суровой, и его движение было настолько естественным для нее, что она чуть склонила голову и легко коснулась щекой его руки.

Некоторое время Десанж еще помнил о цели своего приезда в Португалию, и угрызения совести то и дело покалывали его, но, ощутив это ласковое прикосновение, он махнул на все рукой и решил, что долгие годы безупречной службы вполне оправдывают его, по крайней мере в собственных глазах.

И он позволил себе забыть обо всем, кроме этой чудесной женщины, которая была сейчас рядом с ним улыбалась ему. А вечером они вместе отправятся на виллу Эль Парадез, где по счастливой случайности остановилась и она, он быстро решит все дела с хозяином виллы, а дальше… О том, что может случиться дальше, инспектор старался не думать, боясь не справиться с управлением машиной в незнакомой местности.

А в голове у Мари уже царил полный сумбур. Все-таки больше всего из увиденного ее восхищали падающие, словно с неба, прямо в руки спелые ярко-оранжевые апельсины и красноватые мандарины. Еще ее поразил старый и бородавчатый пробковый дуб. Пока она, раскинув руки на всю возможную ширину и спотыкаясь о мощные корни исполинского дерева, пыталась измерить, сколько же человек нужно для его обхвата, Десанж рассказывал ей что-то смешное, и она все время сбивалась, теряя отметки на коре. Тогда он прижался к ее спине, взял ее ладони в свои, и они, раскинув руки, стали вместе обходить могучий пробковый дуб. Но вскоре он и опять сбились: своим дыханием Десанж щекотал ее шею, и ей было не до отметок на дереве. Рене объявил их задачу невыполнимой и вспомнил историю об американском нуворише, заказавшем у португальской фирмы партию очень дорогих пробковых обоев — при изготовлении таких обоев на бумагу наносится миллиметровый слой пробки с тончайшим природным рисунком. Когда работы в доме нувориша были завершены и он сам приехал с инспекцией, разразился грандиозный скандал: оказывается, американец считал, что заказывает обои из бутылочных пробок, на каждой из которых будет название вина и фирменное клеймо производителя. Привалившись спиной к стволу, Мари сползала на землю от смеха, слушая, как португальцы и американцы вместе полгода искали виновного. Разрешился конфликт просто: один из португальских менеджеров приехал в Америку и собственноручно выжег на пробке стилизованные клейма знаменитых португальских вин. История повторилась с точностью до наоборот: если много веков назад пробковые затычки для бутылок спасали вина от закисания, что позволило наладить широкий экспорт вин и принесло большие деньги португальским виноделам, то теперь, ставшие за века знаменитыми, вина спасли от разорения «пробкоделов».