Синти Шелтон - Я увезу тебя из города слез

— Они все были похожи на вашу Лизу?

— Мою Лизу… — Бертран горько ухмыльнулся. — Нет, все они были разные. Да и знал-то я достаточно хорошо только четверых. Она — пятая. Нет, ни у кого из них не было явных причин… Но кто же знает, что было у них внутри? А самое страшное знаете что? Я ее стихи выбрасывал… Ну, они мне были совсем ни к чему. Не люблю я стихов, ничего не могу с этим поделать.

Я подумал: может, она как-нибудь узнала об этом? Теперь бы я их прочел…

Жаклин восстановила в памяти материалы, касающиеся смерти этой девушки. Элизабет Томсон, восемнадцатилетняя девчонка из Калифорнии, приехавшая учиться средневековому богословию. По фотографии никак нельзя было сказать, что она такая уж робкая, как ее сейчас представил Бертран. Были и стихи… Одно стихотворение поразило Жаклин. Его вполне можно было читать как предсмертную записку… Жаклин помнила его целиком:

— Вы совсем их не читали? — спросила она.

— Какие-то просматривал… — пожал он плечами. — Но это все равно что глухому дарить музыкальные диски.

Внезапно Жаклин очень захотелось, чтобы мальчик услышал стихи своей погибшей подруги. Но как объяснить?… Передернув плечами, она справилась с соблазном.

— Я испортил вам вечер, — виновато проговорил Эмиль. — Не знаю, что это на меня нашло. Вы умеете вызывать на откровенность. Специально учились этому?

— Нет, — сказала Жаклин. — Эта способность у меня от бабушки. Колдуньи.

Он невесело рассмеялся и потребовал у официанта счет. С истинно французским темпераментом мальчик попытался заплатить и за нее, но позволить ему это Жаклин, разумеется, не могла.

На следующий день в перерыве между лекциями к Эмилю подошел третьекурсник психологического факультета Карл Ройзенхофф, с которым они иногда встречались на соревнованиях по гандболу, и, загадочно улыбнувшись, похлопал его по плечу

— Привет, Карл, — рассеянно произнес Эмиль. Почему-то последнее время общение с Карлом тяготило его.

— Я стал редко видеть тебя, старик, — жизнерадостно проговорил Карл. — Похоже, ты собираешься забросить спорт. Готовишься к диплому?

— Нет, — ответил Эмиль. — Просто нет настроения резвиться.

— Да… Похоже, эта история сильно задела твою нежную хрупкую душу, — засмеялся Карл. — Эта Лиза… Она что, действительно была тебе небезразлична?

— Оставь, — поморщился Эмиль. — Какая разница? Любая смерть ужасна. Даже абсолютно чужого человека…

— Ну Лиза-то тебе была не чужая…

— Слушай, Карл. У меня нет никакого желания беседовать на данную тему. Ничего не вернешь и не поправишь, но это только мое дело — как к этому относиться.

— Не сердись, — посерьезнел Карл. — Я вовсе не хочу копаться в твоих переживаниях. Хочешь страдать — пожалуйста. Просто я подумал: может быть, тебе будет небезынтересно узнать, почему она умерла…

— Что?!! — закричал Эмиль так, что проходящие мимо студенты с испугом уставились на них.

— Тихо, тихо, — проговорил Карл. — Все в порядке ребята, шагайте себе дальше. Мой друг узнал хорошую новость для себя.

Эмиль усмехнулся и сунул в рот жвачку:

— Ну-ну… Выкладывай. Никто ни черта не знает, даже полиция, а ты, оказывается, давно в курсе событий.

— Ошибся, старик, — совсем недавно, — сказал Карл. — Но, собственно, какая разница? Так хочешь узнать страшную тайну?

Эмиль заколебался. Он не был уверен, что хотел знать больше, чем знал.

— Не знаю, — честно сказал он Карлу.

— Понимаю, — усмехнулся тот. — Страшно. Вдруг твоя умершая подружка была причастна к какой-нибудь неприглядной истории. Понимаю…

— Ладно, — Эмиль сбросил руку Карла со своего плеча. — Хочешь — рассказывай. Но предупреждаю тебя, что мне… в общем, мне все равно. Никого уже не вернешь, что бы там ни было.

— Верно, — Карл сделал вид, что обиделся. — Но, думаю, мучиться неизвестностью не в твоих правилах. Да и потом… Вдруг ты и сам причастен к этому ужасу? Вдруг история и смерть девушки Лизы имеет продолжение?

Эмиль поднял на него глаза.

— Мне становится страшно рядом с тобой, — излишне резко сказал он.

— Не нужно меня бояться, — мягко сказал Ройзенхофф. — Я всего лишь обычный психолог-школяр. И у меня есть кое-какие соображения по поводу всего этого безобразия. И я хочу поделиться ими с тобой. Так что?

— Почему бы и нет? — пробормотал Бертран. — Но не здесь же мы будем разговаривать…

— Конечно, нет… Пойдем ко мне. Мой сосед-араб уехал на какие-то свои праздники домой. Нам никто не помешает.

Эмиль пожал плечами.

— Почему бы и нет, — повторил он.

Два дня назад Карл Ройзенхофф беседовал со своим научным руководителем Феликсом Серпиери, с которым они довольно тесно общались почти три года и, можно сказать, дружили.

— Если ты проиграешь этот спор, — говорил, улыбаясь, Феликс, — у нас возникнут небольшие проблемы, которые тебе придется решать самому.

— Не беспокойся, Феликс, если я проиграю, то не стану прятаться ни за чьи спины, — сказал ему Карл. — Но сдается мне, Эмиль не тот человек, который станет чрезмерно рефлексировать по поводу нравственных устоев. И мозги у него устроены хорошо. Честное слово, ты не пожалеешь, если мы возьмем его в свою компанию.

— Но он все-таки был потрясен смертью этой девочки…

— Феликс, — протянул Карл, — не будь занудой. Этот Эмиль такие ставки делает на прогнозы, что у тебя волосы дыбом встанут, если ты узнаешь. Невероятный циник, ну и вообще… несклонный к трагедиям…

Серпиери покачал головой.

— Я бы не согласился, если бы не общая ситуация. — проговорил он. — Люди, да еще с мозгами, нам сейчас очень нужны. Работы полно. Но ведь Эмиль Бертран не психолог?

— Он философ, — рассмеялся Карл. — Они меньше соображают в практике, но во всем остальном — вполне ничего. Я читал пару его статей в студенческом журнале. У него весьма нестандартное мышление. Такие, как он, могут выдавать сумасшедшие идеи, превращающиеся иногда впоследствии в гениальные открытия. Если он останется с нами, это будет для нас большой удачей.

— Карл, ты уже не маленький мальчик. Действуй, — проговорил Серпиери. — Но будь, пожалуйста, внимателен. Ты понимаешь, о чем я.