Синти Шелтон - Я увезу тебя из города слез

— Круг сужается, — улыбнулась Жаклин. — Ну тогда меня интересуют только два человека. Даже, пожалуй, один. Вот этот, который все время держится на расстоянии и всегда получается так неотчетливо…

— Вы хотите, чтобы мы поснимали его поближе?

— Вы угадали мою просьбу. И еще… мне хотелось бы знать, не появляется ли он где-нибудь на подступах к университету, даже когда меня нет рядом.

— Эта игра мне нравится, — сообщил Серпиери. — В детстве я мечтал стать сыщиком. Потом, правда, понял всю степень опасности этой профессии и поостыл. Но возвращаться в детство всегда приятно.

— Если это действительно так, поснимайте еще немного, пожалуйста… Всех «подозреваемых», кроме Эмиля и Хелены, конечно. И этого вашего белокурого Карла. Причем не только тогда, когда они находятся около меня. Но и перед моим появлением, и после…

— Ого, — уважительно произнес Феликс. — Похоже, вы в детстве тоже мечтали стать сыщиком.

— Никогда, — рассмеялась Жаклин. — Я всю жизнь хотела лечить животных. Только потом появилась философия…

— Вот как… — протянул Феликс. — Забавно… Послушайте, но если вы правы и за вами действительно ведут наблюдение какие-то люди… Может, вы тайный агент какой-нибудь разведки?

— Может, это они так думают, — продолжала смеяться Жаклин. — Может, они меня с кем-нибудь перепутали. А может, они думают, что я появилась в университете в связи с этой вашей страшной историей?

— Но значит, они к ней сами причастны.

— Вот это и интересно узнать!

— Да, ужасно интересно. Я готов участвовать в игре! Меня это здорово взбодрит.

В дверь постучали, и на пороге появился молодой человек в очках с пакетами в руках.

— Вот и ужин! — воскликнул Серпиери и стал распаковывать заказ.

Через пять минут они сидели друг напротив друга в мягких креслах за маленьким полированным столиком.

— Я счастлив, — проговорил Серпиери, поднимая бокал с кьянти, — что мне удалось познакомиться с такой удивительной женщиной, как вы.

— Спасибо, — сказала Жаклин. — Хотя во мне нет ничего удивительного. Я очень благодарна вам.

— За что? — протестующе произнес он. — Я рад, что могу поддержать вас в минуты… нарушенного равновесия.

— Выдумаете все-таки, что дело во мне? — спросила она.

— Не знаю. Честное слово, не знаю. Может быть, дальнейшие съемки это выяснят. В конце концов, если это и вид сумасшествия, то мне доселе неизвестный. Вы не производите впечатление человека, страдающего маниями. Даже если бы это было так… Я все равно был бы рад оказать вам помощь и поддержку. И вообще… быть всегда рядом с вами… У вас есть кто-нибудь здесь?

Жаклин подняла на него невинные глаза:

— Вы имеете в виду любовную связь?

— Конечно, именно это я и имею в виду.

— Н-нет…

— Но это прекрасно!

— Почему?

— Это вселяет некоторую надежду. Жаклин покачала головой.

— Я вам совсем не нравлюсь? — как-то удивленно произнес Серпиери.

— Очень нравитесь. Как… коллега. И как друг, готовый оказать поддержку в трудную минуту.

— Просто вы еще не знаете меня с другой стороны.

Жаклин снова покачала головой.

— Я не в вашем вкусе? — огорченно усмехнулся психолог.

— Странный вопрос, хотя закономерный из уст мужчины, — сказала Жаклин.

— Так-так, это интересно… Скажите еще, что в мужчине вам нравятся душа и ум, а внешность вам безразлична.

Жаклин на секунду задумалась.

— А знаете, — сказала она, — пожалуй, и так. Я не знаю, что меня привлекает в мужчине, почему я тянусь к одному и совершенно не воспринимаю другого. Но я точно знаю, что внешность здесь ни при чем. А вы, мужчины, прежде всего смотрите на… экстерьер. В этом ваше отличие от нас.

— Вы хотите сказать, что могли бы полюбить горбатого, уродливого, безногого, безрукого, старого, безобразного, карлика, слепого, с текущими по подбородку слюнями, с дергающейся головой…

— Остановитесь, — рассмеялась Жаклин. — Но… Ведь Эсмеральда любила Квазимодо, разве нет?

— Да. Но после того, как перелюбила всех красивых и знатных мужчин Парижа.

Жаклин посмотрела ему в глаза:

— Мне не очень нравятся красавцы. Но смогла бы я полюбить урода? Не уверена.

— Я вас поймал. Когда вы говорите, что вам не нравятся красавцы, вы руководствуетесь все-таки внешними признаками.

— Нет, скорее опытом. Красивый мужчина, как правило, не очень мужественен. Может быть, потому что с детства им все восхищаются, и он воспринимает это как должное. В нем нет силы и духа борьбы, которые должны быть присущи мужественности.

— Это говорит всего лишь о том, что ваш опыт… недостаточен. Есть масса красавцев, которые одновременно очень мужественные люди. Да возьмите любого киносупермена.

— Это художественный прием для привлечения публики, к реальности не имеющий никакого отношения. Я убеждена, что красивые мужчины слабы и порочны.

— Черт! Вам не кажется, что сейчас вы хотите меня оскорбить?

— Вовсе нет, — улыбнулась Жаклин. — Я просто хочу охладить ваш пыл.

— Но вы его только разжигаете! Я безумно хочу… вас.

— Нет.

— Но почему? Я же не навязываюсь вам в мужья! Я предлагаю… совместный отдых.

— Я не понимаю, что такое… «отдых» без любви. Простите, если я старомодна.

Серпиери помолчал. Потом произнес:

— Вы начинаете мне еще больше нравиться. Я сейчас подумал, что каждый современный мужчина мечтает встретить старомодную женщину. При всеобщей распущенности это… не может не привлекать. И все-таки я не хочу терять надежды. На более тесное общение. Хотя бы в знак благодарности…

— Ну, знаете! — возмутилась Жаклин.

— Не пугайтесь, я просто пошутил, — сам испугался Серпиери. — Честное слово. Если вы немного общались с итальянцами, то знаете, что они никогда не потребуют благодарности за оказанную услугу. Я итальянец.

— Ну и слава Богу, — вздохнула Жаклин. — А то я уж подумала черт знает что.

Когда Феликс Серпиери ушел, немного обиженный и весьма удивленный, Жаклин присела на широкий подоконник, налила себе джина с тоником и задумалась.

Почему она отвергла его? Ведь у нее давно никого нет, а Феликс, наверное, хороший любовник и мог бы избавить ее от тоски и одиночества.

Спасение от слез в безумствах любви… Как наркоманы спасаются от невыносимой жизни и судьбы, уходя в наркотическое безумие. На протяжении этих двух лет был момент, когда Жаклин всерьез подумывала о наркотиках. К счастью, это был лишь момент.

Но почему она не может встретить какого-нибудь мужчину и полюбить его? Ну, хорошо, не полюбить, но… как выражается Серпиери, «отдыхать» с ним? Ведь невозможно все время жить одними воспоминаниями и тоской! Чем не спасение-этот красивый статный итальянец? Чего еще ей желать? Почему она не может переступить свою память о Жане Дюбуа? Ведь они были вместе так недолго… Почему же она не может его забыть?