Синти Шелтон - Я увезу тебя из города слез

Вендерс приковылял следом.

— Надеюсь, готовить ты еще не разучилась? — спросил он, довольный произведенным впечатлением.

Жаклин кивнула, не способная вымолвить ни слова.

— Только побыстрей, — приказал Вендерс и неторопливо прошествовал обратно в комнату.

Жаклин стала разбирать пакеты, что-то запихивая в холодильник, а что-то — прямо в микроволновку. Похоже, Вендерс скупил половину супермаркета. На подоконнике она заметила ряд бутылок, среди которых сразу выделила квадратную — со своим любимым джином. «Не только накормить, но и споить задумал», — констатировала она.

Как к этому отнестись, она еще не решила.

Когда еда была почти готова, а бутылки и бокалы стояли на маленьком сервировочном столике, который Жаклин уже собиралась везти в комнату, в дверь квартиры позвонили. Она прошла в прихожую и распахнула дверь, в которую тут же протиснулся тщедушный человечек в очках без оправы. Это был консьерж де Бур. Вид его напоминал какого-то испуганного зверька.

— Прошу прощения, мадам Ферран, — произнес он свистящим шепотом. — У вас все в порядке?

Жаклин удивленно приподняла брови:

— Да, кажется. А в чем, собственно, дело?

— Видите ли… — человечек замялся, — позвонили ваши соседи снизу. Они слышали какой-то… странный шум…

Жаклин оглядела его с ног до головы, словно не понимая, как он здесь оказался. Но консьерж не смутился, а стоял в напряженном и любопытствующем ожидании.

— А-а… — протянула Жаклин, словно бы вспомнив, — это у меня Веласкес упал.

Человечек испуганно на нее посмотрел:

— Кто, простите?…

— Веласкес… Картина Веласкеса. М-м… Произведение искусства… — Всем своим существом Жаклин излучала наивность и непосредственность.

— А, ну конечно, — перевел дыхание де Бур. Конечно… Вам помочь, мадам?

— В чем?

— Ну… повесить картину обратно…

— Нет-нет, спасибо, — торопливо проговорила Жаклин. — Я рада, что она упала. Она давно мне не нравилась. Так что все к лучшему, поверьте…

Консьерж попытался протиснуться глубже, но Жаклин уже достаточно бесцеремонно закрывала дверь.

— Всего доброго, господин де Бур. И спасибо за беспокойство.

Когда дверь за маленьким человечком закрылась, она фыркнула. Из комнаты доносился хохот Вендерса.

— И какую же картину Веласкеса я тебе напомнил? — прокричал он.

— «Сдачу Бреды», — сказала Жаклин. — А вы что подумали?

— Да, до Вакха я сегодня не дотянул, — с трудом останавливая смех, пробормотал Вендерс.

Жаклин села в кресло и подвинула тарелку с дымящимся бифштексом Вендерсу. Он открыл джин и налил его в бокалы, добавив в них тоник. Жаклин с удовольствием выпила напиток и взялась за вилку и нож.

Вендерс хмыкнул:

— Пьешь, как русские. Или шпана с Бродвея.

— Я и есть шпана, — проговорила Жаклин вызывающе. — Забыли, какая я к вам пришла?

Вендерс окинул ее долгим взглядом.

— Напротив. Совсем даже не забыл. Скромная, тихая барышня. Краснеющая при виде мужчин.

Жаклин поперхнулась. Она вспомнила, как Вендерс настойчиво пытался закрутить роман с ней — еще совсем молоденькой девчонкой. Тогда она думала, что это была очередная проверка Центра или просто шутка с его стороны. Она была очень не уверенной в себе девушкой.

— Мне было от чего краснеть, — хмыкнула она, глядя себе в тарелку.

Некоторое время Вендерс молчал, а потом внезапно спросил:

— Если бы это повторилось, как бы ты себя повела?

Жаклин удивленно оторвалась от тарелки:

— Вы спрашиваете серьезно?

— Почему бы и нет?

— Действительно, — протянула Жаклин, — почему бы и нет… Вы за этим и пришли сюда… столь тайно?

Вендерс хмыкнул:

— Кажется, я задал свой вопрос первым.

— Ну, наверное, — пробормотала Жаклин, — я бы не смогла…

— Чем же я хуже старика с набережной? Жаклин остолбенела.

— Но при чем тут… этот старик? — спросила она, с трудом выговаривая слова.

Вендерс хмыкнул:

— Вот этого я и не понимаю. Что может заставить молодую красивую женщину бежать за грязным стариком и потом развлекаться с ним в заведении, репутация которого более чем сомнительна?

— Я… не развлекалась с ним, — медленно проговорила Жаклин, вспоминая склоненное над ней лицо старика. Но ведь этого не было на самом деле! Это просто привиделось ей, одурманенной восточными благовониями. Перед ее глазами возник молодой взгляд старика, так остро и так больно напомнивший ей ее прошлое. Да, в тот вечер она явно была не в себе… Но о чем говорит Вендерс? — В том доме старика не было, — сказала она, по-прежнему не в силах поднять глаза от тарелки. — Там вообще никого не было, кроме мальчика. — Она наконец справилась с собой и посмотрела на Вендерса. Он разглядывал ее в упор, и она не поняла, верит ли он ее словам. — Но откуда такое внимание к этому несчастному бездомному? — Она вспомнила съемки Феликса Серпиери. — Старик что, в чем-то замешан?

— Это я бы и хотел выяснить.

Она пожала плечами:

— Я ничего не знаю о нем.

— Как ты думаешь, — спросил Вендерс, — он не может следить за тобой?

— Да что случилось? — не выдержала Жаклин. Вендерс вздохнул.

— Понимаешь… Мне он не нравится… Он не нравится мне как профессионалу.

— Слушаю вас, — устало сказала Жаклин.

— Он не говорит ни на одном из существующих в мире языков. — Жаклин вздрогнула, вспомнив, как старик жестами отдавал приказы двум девушкам. Может быть, рассказать Вендерсу все, как есть? Но тогда придется объяснять, почему она побежала за ним, а этого ей не хотелось. Да и как бы она объяснила? — Может быть, он немой, я допускаю, — продолжал консультант директора Центра, внимательно глядя на нее. — Но он не владеет и языком глухонемых.

— Ну… Возможно, он не нуждается в языке…

— Допустим. Но мы не можем выяснить, откуда он взялся. Он купил этот дом у прежнего хозяина — раньше там был… притон. Купил, между прочим, недешево. Значит, у него есть деньги, но к чему тогда весь этот маскарад? Мальчик и девчонки тоже достались ему от прежнего хозяина. — «Значит, какие-то девушки там все-таки были, — подумала Жаклин. — Во всяком случае, могли быть». — С ними как раз все чисто. Я могу проследить их биографию от рождения. Конечно, они не образцы добродетели, но тем не менее… А вот сам старик… Я не люблю, когда кто-то появляется из ниоткуда. И еще больше мне не нравится твое… молчание.

— Вы меня в чем-то подозреваете?

Вендерс надул щеки и тяжело выдохнул:

— Если бы подозревал, то не разговаривал бы с тобой сейчас.

Жаклин покачала головой:

— Мне нечего вам сказать.

— Я не исповедник, — глядя в свой бокал, проговорил Вендерс. — И не психоаналитик. Но подумай о моих словах. За тобой тянется много концов. Николсон не знает, что ты творила в Лионе, а еще раньше в Рутенберге. Ему и не надо знать. Но я — знаю.