Синти Шелтон - Я увезу тебя из города слез

Но Вендерс никогда просто так ничего не делал. И тем более не высказывал того, в чем не был уверен.

К Жаклин подкатил какой-то пьяный американец с недвусмысленными намеками, и она охотно вступила с ним в совершенно бессмысленный разговор, а ее мысли тем временем текли своим чередом.

Мальчишку с восточными глазами она узнала сразу Но и девчонки — настоящие, они ей не привиделись. Значит, и старик действительно был в том доме. Эта компания служит прикрытием. Прикрытием преступнику, прикинувшемуся стариком, который зачем-то пытался вступить с ней в контакт. Но зачем? Она убрала слишком настойчивую лапу американца со своего колена. Излишне умело убрала — американец охнул и обиженно засопел… Зачем? Она сама не знала, что побежит за стариком, как загипнотизированная его молодым и пронзительным взглядом… Немного очухавшийся американец возобновил свои попытки, Жаклин вздохнула и на языке гарлемских трущоб послала его подальше.

Сидящие рядом подростки заржали, а бармен ухмыльнулся и поглядел на нее одобрительно.

Вообще это было глупо — то, что она сейчас делала. Самой выявлять связи своих непосредственных контактеров было, конечно, верхом непрофессионализма. Она должна была обратиться в контору с просьбой выделить ей людей и дать им соответствующие инструкции.

Но обращение в контору совершенно не входило в ее планы. Что бы она им объяснила? Можно, конечно, было попросить Вендерса. Он бы проделал все по своим собственным каналам. Но это означало бы признание его правоты в их ночном разговоре. А она не могла ее признать. Кроме того, она была уверена, что Вендерс что-то от нее скрывает. И это настораживало больше всего. Игра, похоже, шла внутри самой конторы: у Вендерса на руках какие-то карты, которые он не собирается выкладывать остальным игрокам, — он дал это понять Жаклин. Зачем?… Чтобы она сыграла партию за него, угадав эти карты? А потом?

Ее юные «друзья» заказали еще несколько кружек пива. Ясно было, что они собираются здесь посидеть основательно. За их столом шел какой-то разговор, то и дело вспыхивал смех. Они отдыхали, да и какие у них тут могли быть дела? Жаклин догадывалась, что парнишка и девушки — не ангелы, но степень их законопослушания ее совершенно не волновала.

Она хотела выяснить две вещи. Во-первых, ведется ли за ними наблюдение? Во-вторых, откуда все-таки взялся старик? Жаклин хмыкнула про себя. Если уж Вендерс не смог узнать об этом по своим каналам, то на что может рассчитывать она? И все-таки не следовало терять надежды. В таких местах, как это кафе, порой удается получить совершенно неожиданную информацию.

Недаром это заведение так любили журналисты и сыщики.

Она наконец дождалась момента, когда поблизости от стола, где расположились ее «друзья», освободилось место.

— Карчи, — чуть заплетающимся языком обратилась она к бармену, — я хочу жрать. Попроси официанта, чтобы он принес мне бифштекс вон туда, — она, покачнувшись, махнула рукой в сторону освободившегося места. — Я устала стоять.

— Крошка, — сказал бармен, — я не хочу тебя обидеть, но бифштекс у нас стоит двадцать гульденов. Ты уверена, что желаешь разориться на такую сумму?

— Скажи уж, что вы тут в жизни не готовили бифштексов, — проговорила Жаклин развязно. — Я хочу есть и не хочу, чтобы меня отравили. Можешь приготовить цыпленка под корейским соусом. Мне все равно. Но если еды не будет через пятнадцать минут, я куплю это заведение и первым делом уволю тебя. Ты понял, малыш?

— Да, крошка, — бармен поклонился ей, ухмыльнувшись.

Жаклин, прихватив кружку с пивом, не очень твердой походкой подошла к столу, за которым сидели две совсем юные парочки и похохатывающий густым басом рыжебородый толстый мужчина. Жаклин плюхнулась рядом с ним.

— Вау, — пророкотал он, — наконец-то. Долго же ты добиралась.

Да, здесь не тратили времени на реверансы. Пару секунд Жаклин честно вспоминала, где она встречалась с рыжебородым. Нигде и никогда.

— Надеюсь, ты без меня не скучал, хрюшонок, — сказала она.

— Я-то нет, — хохотнул «хрюшонок», — но каково было тебе без меня?!

— Нормально, — проворчала Жаклин.

Толстяк расхохотался.

Прикайфованные парочки, сидящие за столом, смотрели на них, реагируя на все как на само собой разумеющееся.

— До твоего прихода я был так одинок, — сказал толстяк, наклоняясь к уху Жаклин.

— Ничего, — сказала Жаклин, — может, еще повеселимся. Турист?

— А… — проворчал рыжий. — Путешественник… Впрочем, неважно. Будем веселиться… А?…

— Ага… — сказала Жаклин.

Они стали «веселиться». Тренированное внимание Жаклин свободно позволяло ей держать в поле зрения происходящее за соседним столиком, где сидели интересующие ее «объекты», и непринужденно общаться с рыжебородым. Девушки, казавшиеся близнецами, и мальчишка громко говорили по-испански, изредка переходя на плохой голландский, когда нужно было объясняться с соседями по столику.

Впрочем, испанский тоже явно не был родным для мальчика. Но в их веселой компании, кажется, с легкостью поняли бы друг друга и без слов. Ничего не значащий треп подвыпивших людей. Но Жаклин терпеливо ждала. Не может быть, чтобы в пьяной болтовне не проскользнуло упоминания об их хозяине. В конце концов терпение ее было вознаграждено.

— Хуанито, малыш, — протянула одна из девушек, — ты помирился наконец со стариком? А то из-за тебя мы скоро окажемся на мели.

— Ничего подобного, — экспрессивно вскричал мальчик. — Бабок еще до черта.

— Ну да, — хмыкнула вторая. — Еще пару раз сходить в кабак.

— У вас проблемы? — заплетающимся голосом спросил их сосед, впрочем, через секунду потерявший всякий интерес к продолжению разговора.

— Ну и что? — заупрямился Хуанито. — Ты думаешь, я не смогу заработать денег без его помощи?

— Ты с ума сошел! — набросилась на него девушка. — Где ты заработаешь столько денег, чтобы оплачивать жилье? Даже если мы с Лаурой станем работать, этого хватит только на рыбную похлебку по утрам!

— У тебя слишком шикарные запросы, — ухмыльнулся мальчик. — Твоя рыбная похлебка наверняка стоит около двадцати гульденов.

На меньшее ты не согласна. Да и потом, кто тебе сказал, что старик так уж на меня сердится? Он меня обожает. Ну, ругает иногда…

Жаклин насторожилась. Вендерс говорил, что старик — немой. Каким же, интересно, образом он ругает мальчика?

— Он сказал, что ты слишком распустился, — сказала та, которую звали Лаурой. — Не думай, что ты так уж ему нужен. Найдет кого-нибудь другого и — чао, малыш.

— Нет! — вдруг рассердился мальчик. — Он меня очень любит.

— Это ты в него влюблен, — захихикала Лаура. — Поэтому и ругаешься с ним все время. Хочешь обратить на себя внимание. А он… мальчиков не предпочитает.