Синти Шелтон - Обитель воскреснувших грез

«Она никогда не выйдет замуж», — Пьер чуть не сказал это вслух.

— А это еще кто? — вдруг как-то резко и с несвойственным ему испугом спросил собеседник.

Пьер подскочил к окну. За забором стоял совершенно невзрачного вида человек и о чем-то, улыбаясь, расспрашивал Барбару. Она пожимала плечами, а потом махнула рукой в сторону озера. Незнакомец благодарно кивнул и скрылся.

— Впервые вижу, — пробормотал Грати. — Новый гость замка, наверное. Что это с вами?…

— Да нет, ничего… Нервы, будь они неладны. Напомнил одного знакомого.

— Абсолютно незапоминающийся тип. С другой стороны, как раз такие и напоминают нам кого угодно. Еще кофе?

— Да нет, благодарю. Я должен сегодня успеть в город. А завтра надеюсь получить первые отчеты.

Пьер шумно вздохнул и про себя выругался.

На центральной нижней площадке замка собралось человек пятнадцать. Здесь были соседи Жаклин по столу и несколько незнакомых женщин и мужчин. Жан Дюбуа восторженно приветствовал подошедших миссис Саймон и Жаклин.

— Ну, кажется, теперь мы все в сборе. Милости прошу в наше таинственное подземелье! — провозгласил Дюбуа.

Охранник в шляпе с пером с трудом открыл тяжелую деревянную дверь, обитую жестью. Заскрипели с неприятным скрежетом, видимо, давно не смазанные петли. Экскурсанты шагнули внутрь, и дверь медленно закрылась за ними. Жаклин вздрогнула. Она с трудом переносила замкнутые пространства. Но показать себя равнодушной к прелестям здешнего отдыха не могла.

Ход, которым предстояло пройти путешественникам по тайному миру зла, слабо освещался какими-то светильниками, нещадно коптившими и скверно пахнущими. Об электричестве здесь не заботились, очевидно, чтобы более достоверно воспроизвести старинную обстановку.

Неожиданно где-то в глубине лабиринта раздался леденящий душу крик, мало походивший на человеческий. Женщины в ответ завизжали. Жаклин усмехнулась про себя. «Так я и думала. Дешевый аттракцион. Если все и дальше будет в том же духе, я разочаруюсь в вас, мсье Дюбуа». Словно в ответ на ее мысли, Дюбуа приблизился к ней и осторожно обнял за плечи.

— Ничего не бойтесь, Жаклин, — прошептал он. — Это всего лишь игра. Что бы вы здесь ни увидели.

— Я и не боюсь, — сказала Жаклин искренне. — Вернее, боюсь. Умереть со скуки.

— Ну, это напрасно, — обиделся Дюбуа. — Вот уж скучать точно не придется… Поверьте мне.

— Посмотрим, — пожала плечами Жаклин и попыталась высвободиться из объятий мсье Жана.

Он нехотя опустил руку и пошел к началу процессии.

Они подошли к полуразрушенной каменной лестнице и осторожно стали спускаться.

— Смотрите под ноги, — предупреждал Дюбуа. — Некоторые ступени совсем стерлись. Будьте предельно внимательны. Не хотелось бы, чтобы кто-нибудь сломал ногу.

Вдруг что-то зашуршало наверху. Кристина, с которой Жаклин познакомилась за обедом, громко вскрикнула и непременно упала бы, если бы ее не подхватили ловкие руки Антуана.

— Не бойся, я с тобой, — прошептал он очень тихо, но Жаклин расслышала и улыбнулась. Даже самая эмансипированная женщина в этой обстановке почувствовала бы необходимость крепкого мужского плеча. Главное, чтобы мысль о наличии такого плеча у нее не исчезла и за пределами подземелья. С точки зрения психологической обработки такие экскурсии были весьма грамотно организованы. Жаклин вспомнила, что ей говорила Джессика Саймон, и мысленно поаплодировала Дюбуа. Если учесть, что на каждую человеческую проблему у него есть соответствующее… испытание.

Они спускались достаточно долго под резкие и непонятные звуки-то кто-то визжал, то что-то шипело, а время от времени сырой воздух подземелья оглашали те же душераздирающие нечеловеческие крики. Становилось все холоднее, и Жаклин, подумав, натянула свитер, который до этого несла в руках.

Со стен капала вода. Подземелье не было декорацией, похоже, здесь, в отличие от верхних строений, никакого капитального ремонта не делали. «Какой же это век? — подумала Жаклин. — Кажется, на этой земле хозяева лесных кантонов — местные бароны — начали строить защитные сооружения от нападений Габсбургов еще в тринадцатом веке. Если не раньше. Интересно, сколько лет этому замку? Не может быть, чтобы семь веков».

Они подошли к месту где коридор разветвлялся на несколько ходов, и у начала каждого хода стоял охранник в великолепных рыцарских доспехах и с факелом в руках. Правда, лица охранников нс были скрыты забралами и выглядели веселыми и плутоватыми. Один из них вполне современно жевал резинку.

— Теперь, дамы и господа, мы разделимся на маленькие группы, и каждая группа пойдет по своему маршруту, — провозгласил Дюбуа.

Жаклин поежилась. Ей совсем не хотелось путешествовать по этим узким и темным проходам, в которых нельзя было обойтись без факела. Она пожалела, что не взяла с собой фонарик. Да и вообще — зачем она потащилась сюда? От какого-то неприятного предчувствия у нее даже сердце застучало быстрее.

— Каждый из вас стоит ближе к какому-нибудь из трех входов. По такому принципу мы и разделимся. У вас будет проводник — несравненный и отважный рыцарь, который не даст вас в обиду и будет освещать путь. Кроме того, я надеюсь, милые дамы, что вас не дадут в обиду и ваши отважные спутники. Я поведу группу, которой по воле судьбы достался самый сложный маршрут, — и он галантно поклонился Жаклин. — Потом группы соединятся, чтобы по сложному лабиринту выбраться на волю. Все подземные переходы ведут из замка к чудесному озеру. Ваше путешествие завершится лицезрением восхитительного пейзажа. Я надеюсь, что вы не будете разочарованы.

В группе, которую повел Дюбуа, кроме Жаклин оказались миссис Саймон, Кристина с Антуаном и «недоразвитый ребенок» Поль. Они шагнули в темный коридор, который освещался лишь факелом в руках Жана Дюбуа. Сам Жан начал рассказывать экскурсантам о бывшем хозяине замка… Содержание рассказа никак не вязалось с его жизнерадостным тоном.

— Барон Рутенберг выстроил этот замок в конце одиннадцатого века. Барон вел свой род от древних гельветов, славившихся свирепым нравом и первобытными животными инстинктами. Качества своих далеких предков барон перенял в полной мере. Но они служили ему хорошую службу при частых набегах многочисленных завоевателей: жестокость оборачивалась храбростью, свирепость — отвагой.

В древних фолиантах и современных научных трудах барон Рутенберг предстает прямо-таки национальным героем, кем-то вроде Вильгельма Телля. А ведь Вильгельм Телль тоже сражался неподалеку от этих краев, только гораздо позже — в четырнадцатом веке.

Но когда завоеватели поняли, что с бароном не так-то легко сладить, они начали обходить его земли стороной. Что же делать человеку, все существо которого стремится к беспощадной жестокой борьбе, а он вынужден жить мирной жизнью? Сначала от скуки он стал сам совершать набеги на соседей, довольно успешно отвоевывая все новые и новые территории. Потом, видимо, это ему наскучило, и он перестал участвовать в набегах лично. Зато когда его не менее свирепые и жестокие, чем он сам, вассалы возвращались из очередного локального похода с большим количеством пленников, барон радовался, как малое дитя. Те из пленников, кому удавалось пополнить ряды рабочей силы — а попросту, стать рабами барона со всеми вытекающими отсюда последствиями — могли считать себя счастливейшими из смертных. Но таких было меньшинство, ведь потребности в рабочей силе небеспредельны.