Синти Шелтон - Обитель воскреснувших грез

Он поднялся в спальню Барбары. Девушка безмятежно спала, сбросив одеяло и раскинув руки в стороны. Она само совершенство. Слишком бледна, но так и должно быть.

Род Деново никогда не отличался здоровым цветом лица. Белое, словно выточенное из мрамора, гладкое тело. Стройные ноги, маленькая упругая грудь. Слишком молода, но об этом можно забыть на некоторое время. Закрыть жалюзи, чтобы свет только чуть-чуть пробивался в комнату и… вернуться туда, в прошлое, с тем, чтобы раз и навсегда изменить его. Раз и навсегда изменить прошлое. Он был уверен, что это возможно. А иначе зачем все?

Грати присел на краешек кровати и медленно провел рукой по лицу спящей девушки. Как долго она спит! Доза, вероятно, была слишком велика для нее. Но зато как она веселилась вчера, обнимала и даже целовала его. Вчера он ей был совсем не противен. Он ей даже нравился! В этом не было никакого сомнения. Но что будет сегодня, когда она проснется? Может быть, сразу сделать еще укол? И тогда, возможно, уже сегодня… Нельзя, черт возьми! Он чуть не застонал от отчаяния. Эта проклятая маленькая девка, прыгающая через заборы, словно коза! Она может вернуться… Нет, ее нужно убрать с дороги. Дюбуа, кажется, хотел ею заняться… Вот пусть и займется. И чтобы никаких следов. Как это и принято в клинике. А там пусть ищут. Какие девушки? Не было никаких девушек Вернее, были, но уехали. В неизвестном направлении. И пусть поднимают на ноги хоть все полиции мира!

Пусть катятся к чертям. Нет здесь никаких девушек. Нет!

Он снял телефонную трубку.

— Дюбуа? Как там полиция — убралась восвояси?

— Я как раз собирался вам звонить, — ответил взволнованный голос на том конце провода…

С каждым услышанным словом Грати мрачнел все больше и больше.

— Хорошо, — наконец проговорил он. — Тем лучше. Кто бы она ни была, эта нахальная крошка. Ты, кажется, собирался заняться ее обследованием? Вот и займись. По полной программе в рамках особой категории. Пусть послужит немножко на пользу науки. Не все же ей развлекаться.

— А если она не одна? Вряд ли она здесь одна… Наверняка есть какое-то прикрытие. Вы понимаете, чем это может обернуться?

— Хочешь сказать, что ваша служба безопасности кого-то прошляпила? — ледяным тоном спросил Грати.

— Нет, но… Если хватятся, и как мы все это объясним?…

— Как обычно… Что ты так трясешься? Никогда бы не подумал, что тебя может привести в такое состояние какая-то пигалица. Впрочем… Попробуй поговорить с ней. Вот прямо так возьми и спроси, что она делала в твоих владениях в четыре часа утра.

В конце концов, это прямое нарушение закона — вторжение в частное владение. Хотя чихать она, конечно, хотела на этот закон… В любой дом входит, как к себе в детскую. Этакая смесь святой простоты, невинности и нахальства. Ты ей хоть немного понравился?

— Сначала мне показалось, что да, весьма… А теперь… теперь я ее просто боюсь…

Грати расхохотался.

— Жан, да что с тобой? Надеюсь, тебя там рядом никто не слышит? А то ведь разговоров не оберешься. Несравненный, неуязвимый, неотразимый господин Дюбуа девки испугался! Ха-ха-ха!.. Ладно, — он вдруг резко оборвал смех. — Проблему решай. Любым способом. Это моя личная просьба. Речь идет о слишком больших потерях, если она будет путаться под ногами. Ты понял меня?

Услышав тихий ответ, он повесил трубку и, задумавшись, уставился в окно. Если бы он сейчас обернулся, то увидел бы наполненные ужасом и страхом глаза Барбары. Но он смотрел в окно долго, а когда наконец взглянул на девушку, та все еще выглядела спящей.

Жан Дюбуа прекрасно умел владеть собой и был неплохим актером. Он считал, что данные способности должны непременно сопутствовать профессии психолога, иначе в психологию не стоит и лезть.

Поэтому, когда он встретил Жаклин в замке, его повеление никак не соответствовало тому его нынешнему отношению к ней, о котором он сегодня утром говорил Пьеру Грати. Жан нс дал ей ни малейшего повода почувствовать его нервозность и взвинченность.

— Привет, — сказал он со своей обычной радостной интонацией и приобнял девушку за плечи. — Как спалось?

— Прескверно, — проворчала Жаклин. — Снилась какая-то чертовшина. Будто хожу я по вашему замку и никак нс могу найти выхода. Дверей куча, но ни на одной нет не то чтобы замка, а даже и ручки.

«Стерва», — восхитился Дюбуа. А вслух спросил:

— Но как-то все, же выбрались?

— Ага. Как паук по стенке. Другого способа не было.

— Замечательное решение проблемы.

Обычно люди, видя запертую дверь во сне, тут же просыпаются. То есть пасуют перед препятствием. А вы… представляете определенный интерес с точки зрения психологической науки. Только, интересно, почему — как паук? А не как птичка?

— Наверное, из-за прагматичности характера. Я и во сне знаю, что летать не умею.

— А ползать по стене, значит, умеете? — с живым интересом спросил Дюбуа.

— Да, — скромно ответила Жаклин. — Ну, правда, во сне мне помогало странное привидение, которое ходило по канату на фоне луны, распевало мексиканские песни и вообще вело себя безобразно.

— Я бы хотел изучать ваши сны, — с тоской в голосе произнес Жан. — Ей-Богу, замечательный материал для исследования.

— Изучайте, — согласилась Жаклин.

— Больше вам ничего не снилось?

— Рыбы в аквариуме.

— Рыбы?

— Ну да, спящие рыбы. Большие такие. Спали себе под одеялами…

Дюбуа не выдержал и расхохотался.

— Жаклин, если когда-нибудь вам понадобится моя жизнь, придите и возьмите ее. Я еще никогда не встречал такой… такой очаровательной легкости, честное слово!

— Мой папа совершенно противоположного мнения. Он говорит, что с более тяжелым характером он в жизни своей не сталкивался.

— Это он вас… воспитывает? Строгий папа?

— Да, пожалуй. Хотя ужасно добрый. Он, правда, не совсем папа. Я — приемыш.

Дюбуа вдруг перестал ее бояться. Он перестал видеть в этой девчонке человека, способного нанести ему серьезный удар. И тут же ему искренне захотелось защитить ее, правда, непонятно от чего. Очень уж гордо и одновременно беспомощно прозвучало это «приемыш». Жан Дюбуа хорошо понимал человеческие интонации. Он пожалел, что рассказал Грати о ее ночном визите.

— Вас это… гнетет? То, что он — не родной отец?

— Нет, — пожала плечами Жаклин. — Он воспитывал меня с младенчества.

— А ваши настоящие родители?… Простите, если вам неприятен этот разговор, но я все же в некотором роде врач.

— Мои родители умерли в один день. Поднимались на простенькую вершину в Альпах. Погода испортилась. Никто ничего и понять-то не успел. Сложные вершины брали, и ничего. А тут… Судьба.

— Простите, Жаклин, — проговорил Дюбуа. — Я вовсе не хотел огорчить вас.

— Ничего. Я их совсем не помню. Родители — для меня довольно абстрактное понятие. Другое дело — мсье Ферран…