Синти Шелтон - Обитель воскреснувших грез

И после этого вы даете мне советы, как вести себя с мужчинами?

У мадам Брассер потемнело лицо.

— Они будут уволены, — жестко и резко сказала она. — Вы можете остаться еще на два месяца, разумеется, бесплатно, и… подружиться с неактером.

— Да мне здесь лишнюю минуту находиться противно! — вскричала Флоранс.

— Помолчите и выслушайте! — громко и властно произнесла мадам Брассер. Она знала, что такой способ наиболее эффективен в пресечении истерик. — Люди редко бывают добры и внимательны друг к другу в обычной жизни. Не потому, что они так плохи, а потому, что у них часто не хватает времени внимательно оглядеться по сторонам и увидеть вокруг себя себе же подобных. Они торопятся, спешат делать карьеру, гоняются за всевозможными благами и постепенно разучаются общаться друг с другом по-человечески. Человек становится для другого простым неодушевленным предметом, осуществляющим определенную функцию и приносящим определенную пользу, как стол, стул, машина, дом и так далее. А ведь человек — не вещь. Один знаменитый немецкий философ призывал людей никогда не относиться к другим людям как к средству для достижения какой-то цели, но только — как к самой цели. То есть главная цель человека — сам человек. Человеческое. Гонка за мнимым собственным благополучием заставляет нас забывать об этом. Но что в таком случае делать?

Она ненадолго замолчала, а затем продолжила.

— Не знаю, наверное, здесь нет универсальных рецептов. Моя идея, вполне возможно, не самая удачная. Но я подумала… Если человек на какое-то мгновение своей жизни остановится и увидит рядом такого же человека, который смотрит на него по-человечески — не обязательно влюбленно, а просто по-человечески, понимаете? — то, может быть, в конце концов, мы научимся относиться к другим, как к самому главному в жизни? Да и к себе тоже. Человек несчастен только потому, что забывает: он рожден человеком.

А человека нельзя не любить. Потому что он — не скопище внешних признаков, которыми нас Господь наделил по-разному. Человека-женщину или мужчину — любят не за внешность, а за тот огонь, который горит в нем. Или, по крайней мере, должен гореть. Может быть, все эти слова слишком высокопарны, но я убеждена, что задача нашей «Обители» — помочь человеку разжечь этот огонь. И для этого все годится. Даже актеры. Простите, если они оказались бездарными.

Она смолкла. Флоранс долго смотрела на легкую рябь воды в бассейне, а потом тихо и грустно произнесла:

— В вас есть этот огонь…

Жаклин попросила шофера ехать помедленнее и прикрыла глаза. Горечь и тоска вдруг властно накрыли се своими крыльями — так, что стало трудно дышать. Разговоры с молодыми людьми совершенно вымотали ее. А ведь речь шла о Жане… Она вспомнила его лицо, нежно склонившееся над ее собственным. Как найти в себе силы подойти к нему и начать говорить? Если он имеет отношение к преступлению, а это вполне вероятно, то… Господи, это совершенно непереносимо!

Когда Жаклин стояла перед выбором своей будущей профессиональной судьбы, ей казалось, что в борьбе с преступностью все достаточно просто.

Здесь — зло, здесь — добро. Добро должно побеждать зло. В этом смысл их нелегкого дела. Но оказалось, что реальность их профессии заключает в себе жестокость и несправедливость чаще, чем торжество справедливости и добра. Иногда преступник оказывался добрейшим человеком, прекрасным семьянином и любящим отцом. Когда впервые при аресте преступника она увидела растерянные, полные обиды детские глаза, она была близка к тому, чтобы подать рапорт об увольнении. Оперативная работа в Центре часто заставляла притворяться и лгать, втираясь в доверие к преступникам, узнавать их настолько близко, что, казалось, после этого невозможно причинить им зло — это было сродни предательству.

Сталкивалась она и с предательством вереде своих, и это было самое тяжелое в ее работе. Такие вещи разъедают душу. Столкнувшись с ними один раз, перестаешь верить всем. А идти на задание и сомневаться в людях, прикрывающих тебе спину…

Да, не за то, что они умеют прицельно стрелять и одним движением руки укладывать врага наповал, не за то, что мгновенно ориентируются в экстремальной ситуации, и не за постоянный риск платят им хорошие зарплаты и государственные пенсии. А за эту, раз и навсегда потерянную и умершую душу, за горькие разочарования в человеческой природе — ибо слишком часто им приходится бороться с преступниками их же средствами.

Но где, же тогда грань между справедливостью и беззаконием? Между добром и злом?

Этой страшной стороны их профессии часто не переносят крепкие и отважные мужчины. Что же говорить о женщине, которая самой природой призвана с любовью, нежностью и терпением относиться к любому человеку? Жаклин поняла, что еще немного — и с ней случится истерика.

— Остановите, пожалуйста, — сказала она шоферу, — дальше я пойду пешком.

— Но это около десяти километров, — возразил он.

— Ничего. Время у меня есть, — и, протянув деньги, она пулей выскочила из машины.

Ветер дул с озера и, несмотря на яркое солнце, было не так жарко. Она шла, опустив голову и засунув руки в карманы, моля Бога, чтобы попутные машины проезжали мимо не останавливаясь. Никого не хотелось видеть не то, что говорить. Жаклин сошла с шоссе и пошла по полю с высокой травой, среди которой пестрели луговые цветы. Она надеялась, что скоро ей станет легче, но тоска все больнее и больнее сжимала сердце. Она остановилась, упала в траву и зарыдала.

Дюбуа искал ее до позднего вечера. Он объехал деревню, заглянул в дом Грати, обошел озеро, расспрашивая местных жителей, а потом вернулся в замок и поднял на ноги охранников. Жаклин как сквозь землю провалилась. Никогда еще окружающие не видели Жана Дюбуа таким растерянным и нервным. Он понял, что не сможет сегодня работать, и отдал распоряжения своим помощникам. Те с удивлением принялись за дело — никогда еще Дюбуа не предоставлял им такой самостоятельности.

Он поднялся на крышу и, переключив прибор на режим ночного видения, взглянул на берег озера. Серебристый «порше» по-прежнему стоял на месте. Значит, Жаклин никуда не уехала. Он не знал, что делать, но чувствовал, что больше нс может вот так сидеть и ждать. Он спустился на лифте в гараж и вывел свой «бентли» из ворот замка.

Когда она проснулась, было уже совсем темно. Земля остыла. Жаклин поднялась на ноги. Она не помнила, как заснула здесь, прямо в траве. Дул сильный ветер. Ни луны, ни звезд — в полной темноте ей не сразу удалось понять, куда идти. Но тут совсем неподалеку послышался звук мотора, и Жаклин определила, в какой стороне находится шоссе. Она выбралась на него и пошла в сторону замка. Тоска не оставила ее, но в голове было удивительно пусто — ни одной мысли, ни капли сомнения.