Синти Шелтон - Обитель воскреснувших грез

И еще — мадам Брассер. Она почти ничего не понимает в интересующих Касуэлла разработках, но, безусловно, в курсе того, что они ведутся. Касуэлл еще не решил, как следует с ней поступить. Если она будет опасна, он не остановится ни перед чем. Главное, чтобы ее смерть не смогла указать на него. А уж об этом он позаботится.

Чуть было нс разрушила все его планы старуха Саймон, сунув свой любопытный нос туда, куда его совать не следовало. Но у нее не может быть никаких претензий — ей просто ничего не удалось узнать. Никаких следов Касуэлла здесь, в замке, после смерти ее блаженного муженька не осталось. Хорошо, что у него, подумал человек в черном, сохранились все навыки, приобретенные им в молодости на лондонских улицах в среде таких же молодых и бешеных волков… С миссис Саймон теперь не будет проблем. Она может сколько угодно подозревать Касуэлла, но у нее нет фактов. Та оплошность, которую он допустил, пользуясь электронной связью, исправлена вполне.

Человек в черном довольно улыбнулся и подошел к бару, чтобы достать бутылку виски. Все складывалось так, как было запланировано. Он мог бы позвонить Касуэллу и сообщить о результатах. Но он не стал снимать телефонную трубку. Потому что человек в черном и был самим сэром Келвином Хилари Касуэллом — одним из самых богатых и, как он сам считал самых умных людей в мире.

Она очнулась от равномерного назойливого звука, исходящего из аппарата, который был расположен рядом с кроватью.

— Кажется, пришла в себя, — проговорил какой-то человек над ее головой и тут же отошел. Мягко хлопнула дверь и к ее кровати стремительно подошел Жан Дюбуа.

— Ну и напугала же ты меня, — проговорил он с жалкой улыбкой.

— Что со мной произошло? — спросила Жаклин и почти не услышала своего голоса.

— Да в общем ничего страшного, — ответил он. — Небольшой сердечный приступ. Видимо, отголоски твоей милой профессии. Но сердцем надо бы заняться.

— Странно, — сказала она, — никогда не было таких проблем. Ты ничего не путаешь?

— Да все уже обошлось, не волнуйся, — сказал он слегка дрогнувшим голосом. — С девушками в твоем возрасте это случается… Особенно, если они по ночам ползают по стенам, вместо того, чтобы разделять ложе со своими возлюбленными.

— Откуда ты знаешь про стены?

— Догадался, — усмехнулся Дюбуа.

— Ты догадался о чем-нибудь еще?

— Да, надо сказать, мало о чем. Единственно, в чем я точно уверен, так это в том, что ты нуждаешься в серьезном отдыхе и лечении. Я это, правда, и раньше подозревал.

Она слабо улыбнулась.

— Ничего себе новости. До сих пор я что-то этого не замечала.

— Ну, может быть, просто некогда было замечать. Стрельба, погони. Где уж там прислушиваться к шумам в сердце.

— Да какая стрельба! В своей жизни стреляла пару раз. Да и то — в тире.

— Охота вам лукавить, мадемуазель Ферран.

— Да нет, правда… Я как-то привыкла к другим способам…

— Ах, ну да. Я и забыл. Легкое движение руки и… все мужчины у твоих ног.

— Это ты про своего стража? Да гнать таких надо, если он действительно призван охранять… не только твоих наложниц…

— Уже выгнал.

— Ну и молодец. Я могу встать?

— Зачем?

— А что я буду лежать?

— Будешь лежать и отдыхать.

— Я так не хочу.

— А это никого не волнует. Главное, что твое сердце хочет отдыха. Я буду тебя развлекать.

— Принесешь калейдоскоп с цветными стеклышками? Или будем играть в шахматы?

— Могу спеть тебе песенку. Про птичку.

Жаклин улыбнулась и откинулась на подушке.

— Ты в чем-то очень похож на моего отца. Когда я была маленькой, он все время пел мне песенки, — она засмеялась, вспомнив пение Феррана. Но тут же посерьезнела. — А где мой телефон? Мне нужно позвонить. Сколько я здесь провалялась?

— Провалялась всю ночь. А телефона не дам, тебе нельзя волноваться.

— Так я больше буду волноваться, если не дашь.

— Жаклин, ну можешь ты хоть немножко полежать спокойно? Просто полежать, ни о чем не думая. Это называется — отдыхать.

— Не знаю, — озадаченно проговорила Жаклин. — Никогда нс пробовала. Так бывает?

— Когда я на тебе женюсь, так будет часто.

— Ты что, хочешь превратить меня в свою пациентку? Лежать и ни о чем не думать! Так же с ума сходят. И потом, с чего ты взял, что я выйду за тебя замуж? Я вообще про тебя ничего не знаю. Может, у тебя полный шкаф скелетов.

— Ну… если только парочка. Но я готов их выбросить… К моменту нашей свадьбы.

— Это все так говорят. И вообще, может быть, ты беглый преступник. Может быть, ты состоишь на учете в Интерполе и тебя судили в сорока четырех странах мира за кровавое убийство?

— В жизни своей никого не убил. Про комаров, правда, врать не буду…

— Поклянись.

— В чем?

— Что никого не убил.

— Клянусь.

— И не был сообщником убийства?

— И не был сообщником убийства. Я очень добропорядочный и законопослушный. В отличие от тебя. Так ты готова стать мадам Дюбуа?

— Посмотрим. Если твоя добропорядочность — не выдумки.

— Да что за фантазии? Если человек психиатр, то про него готовы думать Бог весть какие ужасы. Современная наука давно уже не использует пытки для лечения душевнобольных.

— А тот — в подземелье? Который — вниз головой?

— О, Господи! Про пещеру ужасов в Диснейленде ты когда-нибудь слышала? Я не думал, что ты такая наивная.

— А Барбара Деново — тоже наивная?

Дюбуа напрягся. Повисла пауза.

— Ты с ней разговаривала, — скорее констатировал, чем спросил он.

— Да.

— И она тебе наговорила Бог знает что. Что я украл ее мать.

— Это не так?

— Ее мать умерла.

— По официальной версии.

— А что, есть другие?

— Да, есть. Есть версия, что когда ее машина падала в пропасть, вы с ней ехали в поезде… В каком: Лион — Париж? Лион — Женева?

— Бред. Бред больной девочки.

— Не хочешь поклясться здоровьем своих будущих детей, что говоришь мне правду?

Дюбуа вздохнул.

— Жаклин, может быть, мы отложим этот разговор до твоего выздоровления?

— А оно наступит, это выздоровление? Ведь я причастна к тайне. Может быть, стоит убрать меня, как тебе и было велено?

— Что ты несешь? Кем велено?

— Твоим другом и учителем — Пьером Грати. Дюбуа встал на колени и схватил ее за плечи.

— Жаклин, что ты несешь?

— Не трогай меня, пожалуйста, — глухо сказала она. — Я не могу заставить тебя говорить правду, но, по крайней мере, не трогай меня. — И она, откинувшись на подушку, закрыла глаза. Губы ее подрагивали.

Он опустился в отчаянии на ковер и прижался лбом к ее руке.

— Ты можешь мне не верить. Но я не сделал ничего плохого. Просто это не моя тайна. Я не могу ее открыть даже Барбаре… Пока… А Грати не причинит тебе вреда, пока я жив. Ты слышишь меня, Жаклин?

Она резко села и посмотрела на него.