Дмитрий Иванов - Примадонна. Банкирша. Шлюха

- Это плохое начало, Жанна, - сказал он очень серьезно. - Давай забудем этот день, а завтра начнем с чистой страницы.

- Я уже столько раз начинала, - сонно ответила Жанна.

- Я помогу. Я буду рядом.

Она уснула, а Саша Бородкин еще долго сидел, глядя на ее измученное лицо.

С этого дня Жанна была под его постоянным покровительством. С музыкантами у нее установились нормальные рабочие отношения. Даже с клавишником Веней. Бородкин очень тщательно выстроил ее репертуар. Она исполняла пять песен во втором отделении. Шестая была припасена для «бисовки». Все песни были сделаны филигранно. Саша Бородкин сам их инструментовал и выучил с Жанной. Вкус у него был отменный, и консерваторское образование сказывалось. Он оберегал Жанну от дешевых приемов, рассчитанных на невзыскательную публику. С Жанной впервые работали так профессионально. Она это ценила и буквально смотрела Бородкину в рот. Ей только непонятно было, почему он с ней столько возится.

Сам-то Саша Бородкин знал почему. Он угадал в Жанне настоящий природный талант. Талант, еще толком не выявленный, не получивший достойной огранки.

В ее пении было много искреннего чувства. Она могла быть смешной и трагичной, наивной и хитрой, полной иронии или неожиданной ярости. Она могла быть разной, порой неузнаваемой. Она могла мгновенно менять обличья, удивляя зал. Она многое могла, но не всегда это получалось. Сказывалось отсутствие школы: и актерской, и вокальной. На одном только чувстве, без настоящего мастерства, высоко взлететь было невозможно. И Саша Бородкин, как Пигмалион, день за днем скрупулезно делал из Жанны свою Галатею. Она даже пела в концертах песню его сочинения:

Зрители принимали Жанну на ура. Даже в прохладной, сдержанной Прибалтике. Потом, без заезда в Москву, были Молдавия, Украина, Грузия. В тбилисской гостинице «Иверия» их и застала телеграмма из Министерства культуры: «Необходим срочный приезд Москву Арбатовой Жанны связи участием международном конкурсе «Черное море» городе Варне».

- Саша, ты что-нибудь понимаешь? - спросила ошеломленная Жанна.

- Понимаю, - ответил Бородкин, как всегда, без эмоций. - Ты вытащила счастливый билет.

Он тут же позвонил в Москву и выяснил, что Жанну там ждали не позже чем через пару дней. Он узнал, что для конкурса в Болгарии из наших песен была выбрана «Слезы шута», а это уже повлекло за собой участие Жанны.

За оставшееся время требовалось разучить еще какую-нибудь болгарскую песню, на выбор певицы.

Разумеется, никакого нотного материала с собой у них не было. «Настоящие мужчины» устроили общий сбор и на нем с грехом пополам вспомнили популярную когда-то болгарскую песню «Луна», которую так классно спел по-русски Ободзинский. По памяти записали мелодию и текст, Саша Бородкин за ночь сделал оркестровку для симфоджаза, под который Жанна должна была петь в Варне. Потом, забросив все остальные дела, Саша стал у рояля натаскивать Жанну.

К этому времени Жанна пела в программе целиком второе отделение, кроме финальной ансамблевой песни. В связи с ее отъездом второе отделение нужно было срочно делать заново. Бородкин пошел на это не дрогнув.

- Работали же мы как-то без тебя, - спокойно сказал он.

Жанна была ему за это благодарна до бесконечности. Другой бы на его месте такой вой поднял: я в тебя столько вложил, в какое положение ты ставишь весь коллектив! А Саша и глазом не моргнул.

Он сам отвез ее в аэропорт.

- Не сомневайся, - сказал он. - Ты там всех сделаешь.

Жанна поцеловала его в губы. Его ответный поцелуй заставил ее невольно вздрогнуть. Но Бородкин тут же повернулся и, не оборачиваясь, пошел прочь.

Год 1986-й. Зоя

Эта последняя поездка в ГДР была для Зои удачной. Ей удалось по дешевке купить у немцев большую партию трикотажа. Везла она и колготки, которые шли нарасхват, и перчатки из синтетической кожи, и еще множество всякой мелочевки. Весь ее багаж, как и у других челноков, помещался в брюхе «Икаруса». Под сиденьями оставляли только сравнительно небольшие сумки с самым ценным и пустяковыми сувенирами для таможенников.

Зое в автобусе не спалось. Мелькнул дорожный щит, извещавший, что до города Бяла-Под-ляска осталось всего два километра. А там уж почти рядом Брест.

Внезапно автобус просигналил и стал притормаживать. Зоя привстала и увидела впереди беременную женщину с поднятой рукой. Вид у нее был несчастный, и Зоя в душе похвалила шофера: молодец, что решил подвезти.

Автобус остановился. С тихим шипением открылась передняя дверь, и беременная поднялась в автобус. Она бросила быстрый взгляд на храпящих челноков и негромко сказала:

- Спасибо.

Дверь закрылась, но шофер почему-то не трогал с места. Зоя опять привстала: понять, что там происходит между водителем и беременной было нельзя.

А происходило вот что. Поднявшись в автобус, Ванда спокойно достала из-за пазухи «вальтер» Гадохи, приставила дуло к виску шофера и сказала все так же негромко:

- Тихо! Делайте, как я скажу, тогда все будет хорошо.

Шофер, сглотнув слюну, кивнул. Он не собирался лезть на рожон.

- Станьте на обочину. Заглушите мотор. Хорошо. Теперь надо включить фары.

Шофер точно выполнил указания.

- А сейчас откройте обе двери.

Едва двери открылись, Гадоха и его парни вскочили в автобус. Управиться надо было как можно быстрее, поэтому челноков растолкали без церемоний. Никаких объяснений не требовалось. «Вальтер», оказавшийся в руке Гадохи, был красноречивее любых слов. Парни без разбора ссыпали в мешки отнятое у безмолвных челноков имущество.

Зоя попала в такой переплет впервые, но почему-то ничуть не испугалась. Более того, когда один из парней выразительно посмотрел на нее, она вдруг показала ему фигу. Парень опешил только на секунду, а потом замахнулся. Но Зоя его опередила, ударив без замаха. Парень свалился в проход между сиденьями. Гадоха тут же сунул пистолет Зое под нос. Она чуть помедлила, улыбнулась и сказала со вздохом:

- Ладно. Ниц не зробишь пшез кошулю.

Потом она сама не могла понять, как всплыла в памяти эта фраза, не раз слышанная ею от отца Миледи, пана Мидовского. «Вальтер» в руке Гадохи дрогнул.

- Пани розумеет по-польску? - изумленно спросил он.

- Трохе, - ответила Зоя, выудив из памяти еще одно польское слово.

Продолжая таращиться на нее с изумлением, Гадоха опять спросил о чем-то. Кажется, что еще она знает по-польски.

Но знания Зои на этом были исчерпаны. Она уже собиралась развести руками, как вдруг ей вспомнилась еще одна фраза. Миледи говорила когда-то, что для поляков это вроде теста на знание их языка. Они с Жанной дурачились, стараясь произнести ее правильно. Фраза эта означала «Шмель жужжит в тишине». Набравшись храбрости, Зоя выпалила: