Мария Соареш - Земля любви

Я постараюсь успеть, — шепнул ей Марко Антонио, почувствовав ее тревогу.

— А я постараюсь потерпеть, — вымученно улыбнулась Жулиана.

В последнее время она неважно себя чувствовала и все больше лежала.

Мужчины уехали, и в женском царстве наступило затишье.

— Пора, мне кажется, звать акушерку, — дня через два сказала Мариана хозяйке.

— Еще чего! — пренебрежительно отозвалась та. — Сами справимся! Ты что, родов не примешь?

— Приму, — покорно согласилась Мариана.

Ни разу в жизни не перечила она доне Жанет и поэтому до сих пор жила в доме Мальяно, распоряжаясь всеми остальными слугами.

— А если что-то будет неблагополучно? — тем не менее забеспокоилась она. — Хозяин нам не простит, если узнает.

— Не раздражай меня! — сердито бросила дона Жанет. — По мне, так лучше бы этого ребенка и вовсе не было! Как только подумаю о нем, так вся киплю от злости! Чтобы главным наследником семьи Мальяно стал ублюдок, настоящий ублюдок! И в его руках окажутся судьбы настоящих наследников, детей моего сына! Да как он смеет вообще чем-то распоряжаться в этом доме?

Дона Жанет словно бы уже видела перед собой неугодного ей молодого человека, который обижал ее кровных внуков. Это видение преследовало ее, вызывая все большую ненависть к тому, кто еще даже не появился на свет.

За стеной застонала Жулиана.

— Кажется, началось! — встрепенулась Мариана, заволновавшись так, как волнуется каждая женщина, оказавшаяся в непосредственной близости от свершающегося таинства.

Она заторопилась на кухню, распорядилась поставить на горячую плиту ведра с водой, проверила в шкафу, много ли у нее чистых салфеток, и только потом поднялась наверх к Жулиане.

— Ну как ты? — спросила она, ободряя ее улыбкой.

— Было больно, но уже прошло, — отвечала та.

— Скоро снова начнется, — пообещала Мариана. — Наберись мужества и терпи, потом покричишь и родишь сыночка.

Но первые роды есть первые роды, они длятся долго, изматывая нервы, отнимая силы. К тому времени когда нужно было трудиться всерьез, помогая малышу появиться на свет, Жулиана едва дышала. От боли у нее закатывались глаза, в голове мутилось, она едва не теряла сознание, но Мариана была настороже, она бдительно следила за продвижением ребенка и чем могла помогала ему.

Жанет стояла в стороне и внимательно следила за происходящим.

Последние неимоверные усилия, последняя пронзающая боль, и Мариана, держа с торжеством ладненького младенца и готовясь дать ему с довольной улыбкой шлепка, чтобы заорал погромче, вдруг почувствовала, что малыша у нее забрали. Мало того, чуть ли не зажали ему рот, так что вместо великолепного отчаянного рева, с каким человек появляется на свет, раздался какой-то жалобный писк.

Жанет быстрыми шагами вышла из комнаты, и за ней торопливо выбежала Мариана.

— Обмой его, заверни и быстро увози из дома! Ребенок родился мертвым, — заявила Жанет.

Вот тут-то младенец и закричал, всем своим существом протестуя против высказанного мнения.

— Куда? Зачем? — принялась спрашивать Мариана. — Он такой хорошенький.

— Или ты немедленно отвезешь его в сиротский приют при монастыре, — прошипела Жанет, — или я утоплю его как котенка.

При этом выражение лица у нее было такое, что Мариана торопливо подхватила крошку и побежала с ним вон, опасаясь, как бы не случилось с ним чего похуже. Она растолкала Дамиао, тот запряг лошадей, и, смотря на утренние бледнеющие звезды и не пытаясь прочитать по ним судьбу того, кого она держала на руках, Мариана поехала к монастырскому приюту. Малыш заливался плачем, Дамиао гнал лошадей.

Запеленатого младенца Мариана положила на колесо судьбы и дождалась, когда из окошечка напротив высунулась рука, повернула колесо и забрала внутрь оказавшийся напротив окна сверточек.

Мариана перекрестилась и поехала обратно. Войдя в спальню роженицы, она увидела сидящую у изголовья скорбную Жанет и плачущую Жулиану.

— Дайте мне моего маленького, — рыдала Жулиана, — я отогрею его! Я его спасу! Он не может умереть! Не может! Не может!

— У него обвилась пуповина вокруг шеи, — монотонно повторяла Жанет, — мне так жаль, что твой мальчик родился мертвым!

До конца своих дней запомнит Мариана эту ночь, когда несчастная Жулиана металась с рыданиями по постели, ненадолго затихая и потом снова заливаясь слезами. Страдания молодой матери надломили что-то в Мариане, и она впервые за долгие годы, проведенные в этом доме, поглядела на безразлично сидящую Жанет с ненавистью.

Разумеется, очень скоро у Жулианы поднялась температура, и несколько дней она пролежала в горячке. А когда пришла в себя, спросила:

— Его уже похоронили? Где могилка моего мальчика?

— Мариана отвезла его в монастырь, — кисло проговорила Жанет, — мы так растерялись. Твоя жизнь была в опасности. Мы боялись, что тебе станет еще хуже!

Жанет тоже стало не по себе от настойчивых вопросов итальянки. Такая ловкая, как ей казалось поначалу, выдумка от этих вопросов становилась сродни преступлению, и преступницей была она, Жанет. Но она ни о чем не жалела. Все образуется, все уладится, ведь как-никак она, одна из всего семейства, все-таки сумела позаботиться о достоянии Мальяно!

Бедная Жулиана, боясь, что ее крошечный сыночек остался без христианского погребения, рисовала себе всякие ужасы.

— Бедный мой маленький мальчик! Как же ты там один, без мамочки? — шептала она беспрестанно.

Приехавшие Франческо и Марко Антонио были потрясены случившимся. Марко Антонио чуть ли не со слезами на глазах заторопился к Жулиане.

Увидев мужа, она опять разрыдалась, а он, крепко прижав ее к себе, твердил:

— Мы потеряли нашего мальчика! Какая беда! Какое несчастье!

— Что ты сделала с ребенком, Жанет? — приступил с вопросами к жене Франческо. Он сразу почувствовал, что дело тут нечисто. Если бы ребенок умер, Жанет не отказала бы ему в христианском погребении, наоборот, церемония была бы необыкновенно торжественной и пышной, потому что доставляла бы ей истинное наслаждение.

— Не могла же я похоронить его у нас в саду, — ответила она. — Я была в отчаянии, и единственное, что пришло мне в голову, — это отвезти его в монастырь. Там бедняжку и похоронили.

По лицу жены Франческо понял, что ничего от нее не добьется, и сердито пробормотал:

— Хорошо! Допустим! До поры до времени оставим это!

Потом он поднялся к Жулиане, присел возле обнявшихся молодых и сказал:

— Доченька, твой отец был очень сильным человеком, ты в него, и ты сделаешь шаг навстречу жизни. Плачь, пока не высохнут слезы, а потом иди навстречу жизни, потому что ты — живой человек!

Через несколько дней Жулиана встала с постели и сразу же отправилась к Дамиао: уж он-то должен был сказать ей, куда они отвезли ее сыночка. Дамиао рассказал ей про колесо судьбы и солгал, что не слышал от малыша ни звука, пока вез его в монастырь.