Мария Соареш - Земля любви, земля надежды. По праву любви.

А между тем Маурисиу сам рассказал Беатрисе, какую траву положил в чай и почему в конце концов не позволил матери выпить тот настой:

— Когда мама уже взяла чашку в руки, я вдруг отчётливо понял, что её ребёнок — это мой брат и у нас одна кровь, он живой... И я не смог поднять на него руку... Я должен бороться не с ним, а с Фариной!

— Господи! Маурисиу, что ты ещё задумал? — испугалась Беатриса. — Ты пока ничего не предпринимай, пожалуйста! Возможно, ты ошибаешься насчёт сеньора Фарины.

— Хорошо, давай заключим с тобой договор, — предложил Маурисиу. — Будем пристально наблюдать за Фариной, и, если убедимся, что он действительно порядочный человек, я не стану ничего делать.

— А если нет?..

— Тогда ты будешь моим союзником и поможешь мне разделаться с ним!

Вскоре брат и сестра получили возможность убедиться в непорядочности Фарины. Правда, по отношению к Марии, а не к ним, но это в данном случае не имело существенного значения. Если он оказался способным обокрасть Марию, то вполне вероятно, что не пощадит и других ради собственной наживы.

Вскрылось это спустя несколько дней, а пока счастливая Мария представляла Тони своим добрым друзьям — семейству Винченцо.

Те были рады встрече с ней, но никак не могли взять в толк, о какой земле, расположенной неподалеку, идёт речь.

— Прости, Мария, но, насколько я знаю, здесь везде на земле живут хозяева, — сказал Винченцо. — Ты ничего не путаешь?

— Нет. У меня есть купчая и карта, заверенная землемером!

— Ну ладно, завтра посмотрим карту и поедем на твою фазенду. А сейчас — за стол! — распорядился Винченцо.

Однако смутное беспокойство не покидало его, и во время ужина он попенял Марии за неосмотрительность: как можно было покупать фазенду, не осмотрев её заранее! Мария ответила ему то же, что отвечала всем задававшим ей этот вопрос:

— Купить эту фазенду мне посоветовал сеньор Фарина, а ему я доверяю полностью.

Констанция и Винченцо недоуменно переглянулись, и Тони, заметив это, спросил у них:

— Вы, кажется, не разделяете мнения Марии? Почему? Это касается сеньора Фарины? Или той фазенды, которую он ей присоветовал?

Хозяева дома оказались в затруднительном положении: высказывать свои сомнения насчёт Фарины им не хотелось, но что-то ответить было необходимо, и Констанция взяла на себя этот труд.

— Дело в том, — сказала она смущённо, — что мы дружим с Фариной много лет, но даже нам неизвестно, откуда взялось его состояние.

— Констанция, лучше помолчи, а то сболтнёшь лишнее! — одёрнул её Винченцо, но тут вдруг подала голос Катэрина, молчавшая весь вечер:

— Мама права. Разговоров у нас в доме было много, но в самом деле никто не знает, как и когда разбогател сеньор Фарина.

— Боже правый! — воскликнула Мария, впервые допустив мысль о том, что, доверившись Фарине, она купила кота в мешке. — Потратила почти все свои деньги на покупку земли! Завтра прямо с утра поедем туда! Я всё-таки надеюсь, что сеньор Фарина меня не подвёл...

В ту ночь сон к Марии не шёл. Она долго ворочалась в постели, вспоминая своё пребывание здесь с Мартино и его страшную смерть. История о неприкаянной душе, расстрелявшей Мартино, не укладывалась у Марии в голове, у неё была своя версия на сей счёт: Мартино убили итальянские антифашисты, а Маурисиу сознался в убийстве только потому, что был не в себе и легко принял желаемое за действительное. Он всего лишь хотел убить, но не убил, а за него это сделал кто-то другой, оставшийся безнаказанным. Так думала Мария, но не высказывала свои мысли вслух. Тут, на фазенде Винченцо, и так много всяких неприятных странностей. Тут внезапно умер ребёнок Катэрины, а сама она живёт сейчас в каком—то ирреальном мире.

— Иногда я гляжу на воду и вижу там своего сына, — сказала она Марии. — Он смотрит на меня с укором, потому что я никого не умела любить по-настоящему... Сейчас я ухаживаю за козлёнком, и он мне кажется ребёнком... А ещё по ночам здесь, под моим окном, звучит музыка. Кто-то играет, чтобы успокоить моё сердце.

— Кто? — спросила Мария, чувствуя, как мурашки бегут у неё по телу.

— Не знаю, — ответила бесстрастно Катэрина. — Я просто по ночам смотрю на луну и слушаю музыку...

Когда Мария, обеспокоенная странным состоянием Катэрины, поделилась своей тревогой с Констанцией, та ещё больше огорчила её.

— Ой, Мария, у меня уже вся душа изболелась за Катэрину! — сказала Констанция и заплакала. — По ночам ей чудится музыка, которой, кроме неё, больше никто не слышит. А тот козлёнок, с которым она теперь нянчится, приблудился к нам невесть откуда, и Катэрина считает, что его оставил ей тот самый музыкант-невидимка.

— Так, может, этот музыкант всё же существует в реальности? — высказала предположение Мария. — Кто-нибудь влюбился в Катэрину и наигрывает ей тихонько по ночам, чтобы вас не разбудить!

— Нет, Мария, нет, — горестно покачала головой Констанция. — Мы с Винченцо не спали несколько ночей, хотели выследить этого музыканта. И — никого! Тишина! Только на третью ночь услышали шорох в кустах, пошли туда, но вместо музыканта нашли того козлёночка...

Вспоминая этот разговор, Мария тоже стала прислушиваться: а вдруг сейчас зазвучит та загадочная флейта или свирель? Но за окном только ровно стрекотали цикады, которые постепенно и убаюкали Марию.

А утром она вместе с Тони и Винченцо отправилась на свою фазенду.

Путь туда оказался неблизким, ехать им пришлось целый день. Винченцо всю дорогу отмалчивался. Ещё утром, взглянув на карту, он понял, что земля, купленная Марией, находится в болотистой местности, но говорить об этом никому не стал. Ему хотелось верить в чудо. А вдруг там, среди болота, отыщется какой-нибудь симпатичный островок вполне плодородной земли?

Но чуда не произошло.

На месте предполагаемой фазенды с добротным домом и роскошными кофейными рощами путешественники обнаружили сплошную болотистую топь, поросшую хвощами и осокой. Это была не земля, не почва, а хлябь. На неё даже ступить было невозможно, не говоря уже о том, чтобы жить здесь.

Мария впала в истерику.

— Меня ограбили! Я потеряла всё! Потеряла все свои деньги, всё своё наследство!.. — причитала она, рыдая.

Мужчинам тоже хотелось выть от злости и бессилия. Но гораздо больше им хотелось набить физиономию Фарине. Особенно этого жаждал Тони.

Он не стал упрекать Марию за такую непростительную оплошность, понимая, что и сам в этом виноват. Если бы он уделял побольше внимания семье, то Мария бы не отважилась на такую сделку в одиночку. Но теперь именно он, Тони, должен постоять за честь своей семьи.

— Не плачь, Мария, — сказал он. — Поедемте обратно. Я вытрясу деньги из этого подлеца! Он вернёт всё, до последнего сентаво!