Олег Кудрин - Выбор сердца

Баро опять встревожился:

— Постой-постой… Я еще не решил, где будут жить молодые.

— Что значит “ты”? Не тебе и не мне решать, где жить молодым после свадьбы. Все будет решать муж… Как скажет, так и будет.

— Ну… — невнятно протянул Баро.

— Что “ну”? — весело сказал Бейбут. — Как можно приказывать молодым, где им жить?! Пусть сами разбираются.

— Сами, сами! Но предложить-то я имею право?! — нахмурился Зарецкий, который начинал понемногу злиться.

— Конечно, имеешь, — тут же поутих Бейбут.

И вдруг он совсем поник, видно, вспомнил что-то. Повисла пауза. В конце концов Бейбут сказал глухим голосом:

— Знаешь, Баро, как говорят в таборе: негоже жить молодым там, где не соблюдаются правила приличия.

— Что ты имеешь в виду?

— Да то, что все видят. В твоем доме живет женщина. Заметь, не старая женщина. А на каких правах, непонятно.

Баро с удивлением посмотрел на Бейбута.

— О чем ты? Все знают, что Земфира работает у меня домоправительницей. И ничего неприличного я в этом не вижу!

— Вот, пожил в своем доме среди гаджо и заговорил как они. Сам уже наши традиции не уважаешь.

— Неправда! Я чту наши традиции и того же от всех требую!

— А по табору уже разные слухи ходят!

— Я прекращу эти разговоры!

— Баро, люди не слепые и не глухие. А у Земфиры, как она стала твоей… домоправительницей, глаза заблестели и голос ручейком зазвенел. Люди все видят и все слышат.

— Пусть видят, слышат и молчат! Бейбут осуждающе покачал головой.

— На каждый роток не накинешь платок.

— Это все сплетни! Между мной и Земфирой ничего нет!

— Ну кто тебе поверит?! Ну кто? Одинокая женщина живет со вдовцом в большом, прекрасном доме… Рамир, подумай над моими словами.

С тем и разошлись. Даже о свадьбе договорить забыли.

Идя к Астахову, Максим еще раз прислушался к себе: не стыдно ли будет появляться у Николая Андреича? Не почувствует ли он себя униженным там, в приемной бывшего босса? Или просто босса? После долгих размышлений Максим сам себе вынес предельно мягкий приговор: нет, не стыдно. Николай Андреич вложил в его защиту столько сил, да и денег, что не поблагодарить за это было бы настоящим свинством.

Другое дело — разговоры о приеме на работу. Здесь Максим твердо решил — не будет проситься, не стоит. В прошлый раз как было: сначала сам отказался, а когда надумал, у Астахова планы поменялись. И теперь, если что не так, второй щелчок по носу — это уж слишком. Правда, и тут Макс оставил себе мысленную лазеечку, решив, что если Астахов сделает любой, хоть самый тонюсенький, намек на то, что хотел бы его возвращения, он сам тут же и попросится обратно.

В офисе шефа не было, сказали, работает дома.

Дверь открыла Олеся. Провела Максима в гостиную.

— Проходите, Максим, Николай Андреевич у себя в кабинете. Я сейчас скажу ему, что вы пришли.

Посреди ее слов в гостиную вошел Антон, быстро, недобро посмотрел в сторону Максима, протянул руку. Сказал, растянув губы в улыбке:

— Ну здорово!

Не сразу, совсем не сразу Максим протянул руку для приветствия:

— Добрый день. Я вообще-то к твоему отцу пришел, — и развернулся к горничной. — Олеся, поторопись, пожалуйста. Передай Николаю Андреевичу, что мне нужно с ним поговорить.

— Не торопись, Олеся. Сходить к отцу ты еще успеешь, а пока принеси нам, пожалуйста, кофе.

Олеся пошла на кухню. Антон же хозяйским жестом махнул в сторону диванов, мол, присаживайся, дорогой гость…

— Макс, вот что я хочу тебе сказать. Давай забудем прошлое. И станем друзьями. Опять…

— То есть — “Кто старое помянет, тому глаз вон”?

— Да, а что? Хорошая пословица. Так что, друзья?

— А ты продолжение пословицы знаешь? — сказал Максим, усмехнувшись.

Антон неопределенно покачал головой.

— Нет, не помнишь… “Кто старое помянет, тому глаз вон. А кто забудет — тому оба”.

— Ну что ж, — криво улыбнулся Антон. — Подтекст ясен. Не будем создавать проблемы офтальмологам.

— Не будем, Антон, не будем. Знаешь, а я тебе даже благодарен.

— Ну, совершенно естественное чувство. А за что именно?

— Благодаря тебе я многое понял. О жизни, о дружбе. И многому научился.

— Что ж, если дружба в чистом, рафинированном виде у нас не получается, то предлагаю тебе вместе поработать. Надеюсь, у нас это получится. По крайней мере, лучше, чем когда-то.

— Видимо, в этом месте я должен прослезиться. Хорошо, будем считать, что прослезился. Извини, а в каком качестве ты мне это говоришь?

— В каком? Да в таком. В самом наиновейшем! Я теперь заместитель генерального.

— Поздравляю.

— Спасибо. Так я продолжу. На правах заместителя генерального директора предлагаю тебе вернуться в фирму.

— И тебе спасибо. Только о работе я хотел бы поговорить с Николаем Андреевичем лично.

— Не доверяешь?

— Не доверяю.

— В таком случае предлагаю тройные переговоры. Пошли к отцу прямо сейчас. Думаю, он не будет против моей рекомендации.

Астахов аж крякнул от удовольствия, увидев Максима.

— О! Дружище! Узник совести! Проходи.

— Здравствуйте! Рад вас видеть!

— А уж как я рад! Дай-ка я тебя обниму, по-мужицки, по-русски. Еще чуть-чуть, и увезли б тебя от нас надолго… Только ведь… я всегда верил, что ты невиновен.

— Спасибо. Если бы не вы…

— Да что я! Форс молодец. И Зарецкий с охранником тоже, в общем-то, молодцы. Словом, хорошо то, что хорошо кончается.

— Это точно; Но знаете, мне до сих пор трудно поверить, что все уже закончилось. Камера, конвой, решетки. Тяжело все это.

— Забудь, забудь как страшный сон. О будущем надо думать, — и Астахов вновь по-отцовски крепко обнял Максима.

Антон же в это время дулся в углу кабинета. Как-то неправильно разговор складывался. Все никак не получалось показать свою весомость, значительность. В разговор вклиниться — и то никак.

Впрочем, именно сейчас во время очередных объятий, кажется, подвернулся самый удобный момент:

— Отец, я предложил Максиму вернуться на работу в нашу фирму. Ты не против?

— Ха! Какое там “против”? Чего это вдруг я могу быть “против”?

— Ну вот и отлично. Я думаю, на тех же самых условиях и с прежней зарплатой, — Антону не понравилось, как он это сказал, не по-начальственному получилось, с каким-то прогибом. Поэтому закруглить фразу он решил построже. — Но только с испытательным сроком в два месяца!

Астахов удивленно посмотрел на сына.

— Что-что? С каким еще испытательным сроком? Что нам в Максиме испытывать? Мы ж его всего вдоль и поперек знаем.

— Знать-то знаем, конечно. Но ведь ситуация изменилась. То было до суда…

— А что после суда изменилось, Антон? Я чего-то не понял… Что? По-моему, все по-прежнему.

— Постой, отец, не нервничай, — Антон чувствовал, что отец завелся не на шутку, но, как назло, никакого разумного объяснения своей фразе придумать по-быстрому не получалось. — Ну-у-у… Что подумают о тебе твои партнеры? Все же Орлов был под следствием…