Олег Кудрин - Выбор сердца

Боль, боль и отчаяние, и больше ничего!

Вдруг… Мысль, забившаяся у него в голове, была настолько неожиданной, простой, страшной и, вместе с этим, благородной, что у Миро сначала даже дух перехватило. Он даже огляделся вокруг в тот момент: не подслушал ли кто, не засекли эту мыслишку?

Да, больно, очень больно. И все-таки. Это выход. Какой-то, но выход. По крайней мере, для Кармелиты. А он, Миро, что он? Когда о себе думаешь, это нелюбовь. Любовь — это когда жертвуешь собой. Без крика, без истерик, без надрыва. Просто делаешь все для любимого человека, совсем не думая о себе…

— Так как же ты считаешь? — спросил Максим, вырвав Миро из его размышлений.

— Я считаю, что… Что вам с Кармслитой нужно бежать!

— Что? — Максим просто не поверил в то, что услышал.

— Бежать. Вам. Больше того. Я сам готов в этом помочь, — яснее ясного сказал цыган.

Но Максим снова отказывался в это верить.

— Да, — продолжил Миро. — Я помогу вам спрятаться. И еще — сделаю так, чтобы за вами не было погони.

Максим не знал, что думать, мысли сталкивались в голове. И наверно, от этого столкновения умирали, едва родившись. Как? Как это может быть? Цыган, жених, готов помочь своему сопернику с побегом! Может, это коварный план? Но нет же, Миро не способен на подлость. Максим в этом уже не раз убедился. Но с другой стороны, если это благородство, то благородство какое-то невероятное, запредельное. Наверно, только святой способен на такое. Но разве в нашей жизни еще остались святые?

Теперь уж Максим не знал, как продолжить разговор.

— Миро… Миро, а зачем… тебе это нужно?

— Мне это не нужно. Совсем. Но это нужно Кармелите. Ты же сказал, что любишь ее. — Максим кивнул головой. — И она тебя любит. Я это чувствую, при каждом разговоре с ней чувствую. Но самое главное — я ее тоже люблю. И никогда не смогу сделать так, чтобы она стала несчастной на всю жизнь. А она… такой человек. Прямой, искренний… Она никогда не сможет быть счастлив. ой с нелюбимым человеком.

— А ее отец? Он же не успокоится. Что бы мы к”и сделали, он будет искать, он найдет нас и вернет свою дочь.

— Нет, это я беру на себя. Снова надолго замолчали.

— Знаешь, Миро, мне кажется, именно такой удивительный человек… мужчина… муж, как ты, и нужен Кармелите, — при этих словах в глазах у Максима мелькнуло что-то такое, чего Миро потом долго не мог забыть.

— О чем ты?

— Знаешь, мне кажется, что только ты можешь защитить Кармелиту от ее же собственного отца. Только ты. Потому что ты — цыган.

— Да при чем здесь — цыган или нет?! Ей нужен ты! Ты, а не я! И это самое главное.

— Конечно, нужен ей я! Именно поэтому она убежала от меня из зала суда?

— Она убежала потому, что дала слово отцу, что никогда не будет с тобой встречаться и выйдет замуж за меня.

— Ну вот. Она и просватана за тебя. Дала слово отцу. Согласилась стать твоей женой.

— Это было не ее желание! Так захотели наши отцы!

— Да. Причем один из них так сильно этого захотел, что решил засадить меня в тюрьму на двенадцатьлет.

— Максим, ты не прав. Баро тут ни при чем. Ведь ты был с ружьем. Откуда он знал, стрелял ты или кто-то другой?

— А тебе не кажется странным, что его охранник сначала обвинял меня, был готов отдать на расправу.

А потом полностью оправдал в суде? И Баро здесь, естественно, ни при чем?

— Нет, ну, он барон. Он всегда “при чем”. Но отвечать за других, принимать решения — дело сложное. А вообще-то, Баро не способен на подлость.

— Знаешь, Миро, а я уверен, что Баро способен не только на подлость, но и на убийство. Если, конечно, человек ему очень мешает.

— Вот уж этого точно быть не может!

— Может, Миро. Может! Раньше я еще сомневался. А теперь уверен, что Баро может приказать убить человека! Например, меня… Да не только может. А уже и приказывал!

Дверь в Светкину квартиру-студию была открыта. Кармелита не стала звонить. Проснулась в ней какая-то детская игривость: вот сейчас зайдет к подружке, да и напугает ее: “Гав!!!”

Но тут же сама страшно перепугалась. По дому разносились какие-то страшные звуки. То стон, то будто всхлипы, то вдруг долгий трубный рев. Кармелита и представить не могла, что же это такое. Может, канализацию прорвало? Или у Светки там, в студии, припадок какой-то случился (хотя раньше, за все время их дружбы, вроде бы никогда подобного не бывало).

Кармелита побежала на звук.

И обнаружила Свету в студии. Она сидела на табуретке и дула в саксофон, старательно пузыря щеки. Правда, выдуть из него хоть что-то путное явно не получалось. Вместе с тем было видно, что этап теоретической подготовки Светой уже пройден — рядом с ней валялся неведомо где найденный старый, потрепанный “Самоучитель игры на саксофоне”. Увидев Кармелиту, подруга отложила инструмент.

— Кармелитка! Хорошая моя! Ну где жты столько времени пряталась?

— О-о-о-о-о! Света, похоже, я пряталась от этих ужасных звуков. Знаешь, я так испугалась, думала, у тебя трубу прорвало. Или приступ какой-то…

— Какие трубы? Какой приступ? Что, не видишь, учусь играть на саксофоне.

— Вижу, Светочка. Вижу и, что самое страшное, слышу! А зачем?

— Ну хотя бы затем, что музыка от всего лечит.

— Да, только вот твое исполнение вряд ли можно назвать музыкой.

— Это пока. Не… ну ты хочешь все и сразу! Я только учусь. Ты же знаешь, я упорная, у меня все получится.

— Мне кажется, что тебе лучше все-таки живописью заниматься.

Света надула губки.

— А вот с этим все, баста. С мольбертом я покончила навсегда.

— Почему?!

— Потому что нужно иметь смелость признаться себе самой: с живописью у меня ничего не получилось. Больно, конечно, но…

— Это еще что, — Кармелита вздохнула. — Вот у меня, Светочка, с жизнью точно ничего не получилось!

— Не нужно так… Жизнь твоя, и только ты знаешь, что с ней делать! И еще есть столько времени, чтобы все получилось.

— Да. Если бы еще знать, что нужно делать, чтобы все получилось, — Кармелита снова тяжело вздохнула.

Света заглянула в глаза подруге:

— Что, совсем-совсем тебе идти за Миро не хочется?

— Да. Как представлю, что замуж за него выходить, мне просто страшно становится. Понимаешь, вот он такой красивый, хороший… А мне — страшно!

— Ну и не выходи за него замуж! Зачем же так себя мучить?!

— Не могу, я слово дала. Я теперь просватанная невеста.

— Да Боже мой! Но ведь просватанная — еще не значит замужняя. Ну, дала слово, ну, забрала его обратно. Гусар — хозяин своего слова.

— Нет, Свет, ты не понимаешь. То гусар, а мы цыгане. Цыган должен держать свое слово. Это очень важно.

— А мне кажется, есть вещи гора-а-аздо важнее.

— Какие, например?

— Что тебе, как ребенку, все объяснять? Любовь, например. Что скажешь? Любовь, если хочешь, это стихия, которая сметает все на своем пути: законы, слова, правила…