Mel RedWolf - Ветер перемен. Веря в жизнь. Часть 3

Взгляд же раз за разом привлекал огненный цветок, раскрывший свой бутон посреди битвы. Вращение с клинками вызвало искры, поджигающие тела демонов, пока других просто рубили. Долго так продолжаться не могло и два крыла раскрылись, а вместе с потоками ветра потянулся и сизый туман, распространяющийся по полю, но не закрывающий обзор воительницам. Ещё взмах поднял тело Рефаль над бьющимися друг с другом бесами, позволяя видеть лучше тех, кого должно было защищать.

«Я вижу твою волю и следую ей, Огненная.»

Аэль кружилась с яростью тигрицы, но в другой миг порыв ветра поднял царицу ввысь, туда, где были воргулы. Чутье не подвело царицу и прежде, чем шар магии рухнул в воительниц, два клинка впилось в темного беса, а пламя начало обгладывать плоть. С воплем одного, другие рассредоточились и Аэль пришлось вновь заставить большие крылья ветра стать шире, пустить по ним пламя, что окрасило облака в яростный алый.

Вспышка и вслед за ней вниз посыпались опаленные тела врагов, когда вихрь из пламени и воздуха пикировал в сторону гущи противника, смачно проехав по земле огненным крылом. Воительниц вела Ноэль, но их ряды уже начали редеть. Рассредоточенные, дочери Великих маневрировали между врагами, но бесы ранили животных, порой и самих воительниц. Кто-то уже оказался спешен, кто – то отправился к Великим.

Аэль была готова рычать от ярости, что затмевала взор и гнев Яростной пылал в каждой частице тела. Обступившие царицу бесы получили град ударов в глотки и тела. Баргустка оттолкнулась от морды одного, пронзив его кинжалом, чье лезвие торчало жалом из ботинка женщины, а других пятерых наградила потоком огня с клинков, входя в опасный танец лезвий и пламени. Крылья на время утратили пламя, отбрасывая врагов сзади потоками вихря Переменчивой.

Требовалась передышка, которую растягивала царица щедрыми ударами клинков, пока один не сломался – пришлось перейти на оружие беса. Аэль подобрала бердыш и им метнула в серомордого.

Ноэль сражалась знатно, но враги обступали. Вот уже у женщины пробили плечо и завидев, что рука больше не поднимается с копьем, баргустка не растерялась, метнула копье в противника, того, что был повыше, пробив копьем морду и брюхо того, на которого упал бес. В другой миг воительница перевооружилась одним копьем, прикрывая коня длиной копья и орудуя лезвием, как если бы был короткий клинок и порой – длинный.

Царица вновь взмыла ввысь и ветер набрал силу в крыльях. Пламя вплелось в воздух, словно жилы. Такими было управлять тяжело – словно диковинная бабочка с маленьким тоненьким тельцем, царица грозно возвышалась над полем боя, став целью обстрела. Когда град дротиков и стрел обратился к телу, баргустка накренилась и вновь обратилась в пикирование. Бесы при всем желании спастись, оказались обречены на муки. Шипением огонь плавил броню и поджигал тела, когда в царицу с неба ударил разряд молнии. Воргул.

Последнее, что уловила Аэль, прежде, чем тело свело судорогой. Пламенные крылья ударили по земле несколько раз, задевая и тех, что были поодаль из врагов. Прежде, чем противник с неба впился в живот посохом, Порывистая смогла сместиться в бок и архоном Огненной перерезала артерии на его глотке. Кинжал вернулся в ножны, а царица подтолкнула себя ветром к разбитому строю врага, в который вновь вкружилась опасностью пламени Яростной.

Долго бы продолжался бой, если бы не понимание, что полегли все. Аэль не видела и не чувствовала рядом дочерей Великих, но этот факт не унимал боли, а подстегивал ее, вызывая новые потоки пламени, с которыми царица не жалела себя, вновь и вновь поднималась вверх, и падала разбившейся птицей, что несла погибель и ярость пламени.

Даже если душа сгорит до тла. Пусть будет так, если воля Великих сжигать все на своем пути.

Рефаль приказала крылатым отступать, когда начался шквал огня, а некоторых успели подбить. Женщине оставалось стиснуть зубы и вновь вернуться на землю, пробивая себе путь к Аэль через толпы смердящих бесов. Одна за другой воительницы сложили свои жизни на пути Великих, но царица должна жить.

После очередного падения баргустку поймали, но то был не враг, а руки заботливые, пусть и покрытые грязной кровью. Руку баргустки одернули, так и прижав к груди и уже в следующий миг взлетая над бесами, которых оставили грызть друг другу глотки. Точно гута безутешного Аэль прижимали к себе, её горе было велико, но не настолько, чтобы бросать маленькую дочь и два народа сиротами.

– Аэль!

Прикрикнула Рефаль, унося царицу крылатого народа далеко от места сражения. Тело вновь оплели черные метки, защищая так и передавая силы.

– Их жертва не напрасна, они всегда будут в наших сердцах, а Яростная и Порывистая заберут их и без обряда, потому что они пали ради защиты двух народов. В чертоге для них уже заготовлено место и вино, их там ждут родные, тебя же ждут твои дочери.

Рефаль продолжала говорить, словно в том была нужда. А может и была? В танце, что вела царица было желание спасти, но дурфа увидела в нем же желание присоединиться. Не сегодня, её не могли отпустить в обитель Великих так рано.

– Рефаль!

Непреклонно резанул металл и была готова баргустка еще раз пустить поток пламени во врага, но поток не высекся. Вместо пламени ветер толкнул обоих вверх, вместо сил, Аэль ощутила, как накатывает отступившее под пеленой ярости изнеможение. Баргустка попыталась ужом выкрутиться из рук царицы, но безуспешно. Только глаз выцепил на миг из гряды тел погибших темную головку с длинным хвостом цвета темной еловой шапки. Женщина скрипнула зубами, стиснув их в подавленном вскрике. Ноэль. Даже архон ее не передать их дочери.

Баргустка сиротливо следила за тем, как отдаляется поле боя. Быстро, ведь крылья дурфы славились скоростью, но кажется, что только недавно скоростей было значительно больше, когда поле смешалось в палитру грязи, крови и мук, но впереди уже показались дочери клана и лошадь, что ожидала царицу, которая поведет дочерей дальше к клану, восстановить силы, а потом и в новую сечь.

– Не сегодня мне умирать, хар Дорэль. Я прекрасно знаю о своем долге и дел у меня больше, чем времени.

Сбито прохрипела баргустка, все же отстранившись к коню. Седло уже было рядом, ноги подцепили стремена, а конь ощутил тяжесть баргустки. Руки только поймали поводья, как струна надорвалась вновь. Аэль и пикнуть не успела, как сердце сжалось и затихло, пропустив несколько ударов, словно сжатое чьей-то властной рукой. Баргустка накренилась в сердце. Стук возобновился в седле, а разлом треснул, как идет трещина по глыбе айсберга, унося разум в забытье.

Дурфа сжимала Порывистую также, как прежде только родных детей. Но теперь и Аэль была ей гутом, пока малознакомым, но её гутом, за которого готовы в равной мере жизнь отдать как хар, так и как одна из дурф за царицу. Всего ничего и большие черные крылья донесли их до серых от боли и красных от ярости дочерей Великих. Но в бой было нельзя. Павших же будут помнить.